В этом году более миллиона американских рабочих вышли на забастовки: портовые грузчики, работники автомобильной промышленности и металлургических предприятий – все они сражаются за справедливое отношение к себе. Это мирные протесты, но полиция и частные охранники отвечают на них кровавым насилием. В Миннеаполисе полицейские открыли огонь по группе из 67 бастующих водителей грузовиков. Двое мужчин были убиты, как был убит когда-то и мой муж во время стачки в Монтане. Как и он, эти рабочие требовали лишь возможности прокормиться своим трудом и права создать профсоюз.
Сейчас в Конгрессе обсуждается закон Вагнера, предлагающий сформировать Рабочий совет для правовой защиты справедливости: запрещено будет создавать объединения против профсоюзов, применять тактику запугивания, и от работодателей потребуют вести добросовестные переговоры. Но банкиры и ваша прослойка богатеев выступают против. Мистер Меллон из Министерства финансов полагает, что решением станет увеличение средств на благотворительность. Но в период затяжной депрессии милостыня не может быть ответом.
Вы, господа, жертвуете деньги на строительство оперных театров и зданий университетов, на которых напишут ваши имена. Но такая благотворительность – лишь малая песчинка ваших несметных богатств. Разве она решит проблему бездомных в нашей стране? Вы филантропы лишь в собственных глазах. Почему бы не платить рабочим за труд, как они того заслуживают? Рабочим не нужна милостыня. Милостыня не часть правовой системы. Она не заменяет справедливость.
Закон Вагнера обеспечит справедливость. Конгресс должен принять этот закон. В противном случае он столкнется с масштабным бунтом. Американцы потребуют у миллионеров соблюдать права и платить справедливую зарплату честным трудолюбивым людям, создающим нашу страну.
Искренне ваша,С. П. Лонаган.ДенверСловно метнув бумажный дротик, я отправила этот клочок в издание «Нью-Йорк сан», в город, где живут миллионеры. И попросила работу внештатного репортера, освещающего трудовые новости в Колорадо. К моему удивлению, редактор послал мне чек на пять долларов, опубликовал письмо и принял на работу. Я не получила ответа от Рокфеллера и прочих господ, но статья с моим именем придала мне храбрости вести записи и выливать тревожные слова на страницы, пытаясь привнести смысл в эти дни неопределенности, эти пагубные времена.
– Так кто такая матушка Джонс? – спросила меня дочка Джоанна в тот день, когда прочитала о смерти Мэри Харрис Джонс.
Тридцатое ноября 1930 года. Джордж тогда еще был с нами. Услышав печальную новость, он заплакал. В газете напечатали ее портрет и фотографию с похорон, на них пришли тысячи благодарных ее последователей. Могила находится на кладбище Объединенных горнорабочих в Маунт-Олив, штат Иллинойс. Сегодня там стоит гранитный памятник великой женщине.
– Когда-то давно мы встречались с ней, – объяснила я. – Ваш отец и я. И тетя Трина.
– Правда? Как? Когда? – На мгновение Джоанна заинтересовалась, но пыл ее быстро угас, когда я начала рассказывать. – Ох, опять эти скучные разговоры о профсоюзах. Все истории папы о стачках одинаковые: пикеты тут, пикеты там.