Золотая бабушка (СИ)

Но рисовала я всегда лучше, чем писала литературные произведения. О чём мы говорим, если за сочинения в школе мне порой с трудом ставили четверку. Да и не умела я рассказывать истории «художественно». Дичь. Зачем? Это поэзия или музыка должны услаждать уши, а проза с болью вонзаться в грудь, разрывая все прошлые убеждения. Впрочем, наверное, я просто лишена таланта писать красиво. И я настолько себя в этом убедила, что даже никогда не пробовала.

Что изменилось с тех пор? Читайте дальше.

После неловких вопросов о моём отце, Любовь Михална трудно шла на контакт. Тут даже парни начали вступать в разговор, чтобы разрядить обстановку. И это получилось. Вообще у Толика была магическая способность переключать внимание людей. Скажу так: в питерской «Угрюмочной» в этот день нам бы бесплатно точно не налили, а выставили бы счёт в два раза больше. Смеялись много — челюсти сводило. Уже плохо помню суть разговора, но пришли мы к тому, что у парней, оказывается, группа. И меня понесло. Говорят, людей больше всего оскорбляет то, что их раздражает в самих себе. Думаю, в этом много правды. Когда Толик сказал, что они не могут зарабатывать своей музыкой, делом своей жизни, я взбесилась и начала спорить. Найдите хотя бы маленький фан-клуб просто, даже если вам кажется, что песни отстой.

— Важно просто, чтобы твоя аудитория тебя услышала!

— Люди не буду слушать говно, — уверял Толик.

— Люди тем каждый день и занимаются, что слушают говно. И я говорю не только о музыке, я говорю о политике, плохих книгах, убогих выставках. На этом строится масс-культура.

— Окей, но не всё же говно становится популярным говном.

— Да, только те, кто действуют становятся популярными.

— А если я не хочу писать говно, то мне умереть на нелюбимой работе?

— Как вариант. Или взять себя в руки и понять, что для кого-то ты всё равно будешь говном, но найдётся процент людей, который будут считать тебя гениальным. И если этот процент сумеет убедить других, что ты гениален — дело в шляпе.

— Это так сложно, я ничего не понимаю.

— Тебе не надо понимать, надо идти и петь.

— Ага, — Толик рассмеялся, — может, прямо здесь?

— Можно организовать, — уже успевшая заскучать Любовь Михална встрепенулась.

— Вы серьёзно? — Толик запаниковал.

— Нет таких дверей, которые не может открыть старушечий скандал. Бегите в машину за гитарами.

Толик сидел на месте, а вот Витася ринулся. Он вообще слушал Любовь Михалну беспрекословно, она внушала ему уважение. Наверное, дело было всё-таки в еде, которая всегда появлялась перед Витасей, как только он садился за стол. Хоп! Перед ним тарелка борща. Магия — не иначе.

Гитары были уже в руках у Толика. Причём зачем-то Витася вручил другу обе… Видимо, нервяк даже на здоровяках отражается. А Любовь Михална уже договаривалась о выступлении. Брала на абордаж какого-то очень неуверенного менеджера. Она упёрлась в «мой внук хочет играть», и против этого не попрёшь. Говорит, что даже денег с заведения не потребует, а могла бы и коллектором подработать. Но Любовь Михална решила, что это как-то очень стыдно для гордого провинциала. Так что дрожащий от страха тощий администратор даже раскланялся перед волевой старухой, которая проявила настоящее великодушие, не снимая с него последние штаны.

Вопросы Любовь Михална решать умела, некогда у неё в подчинении была орава сибирских мужиков, так что с какими-то ресторанными доходягами не справиться было бы просто стыдно. Ей-богу.

Надо ли мне говорить, что Толик трясся хуже всякого чихухуа? Я протянула ему граненный стакан.

— Пей.

— Что это?

— Лучше тебе не знать. Средство для снятия стресса. И вообще, когда девушка даёт, то надо брать, а не мямлить. Или ты девственник?

Вопрос, который действует на мужика любого характера и сословия. Реагируют на него по-разному: злятся, закатывают глаза или посмеиваются, — однако результат обеспечен. Они сделают то, о чём ты их просишь. Толик «пфыкнул», но выпил залпом, наморщился, вытер губы и поблагодарил. Бармен, который, видимо, был самым обаятельным и артистичным в этом заведении, вышел на небольшую сцену, чтобы представить ребят. Когда оба парня появились у микрофонов с гитарами, я посмотрела на них по-другому. Оглянулась на Любовь Михалну, для неё метаморфоза неожиданной не оказалась.

На обшарпанной сцене стояли два парня. Они были очень разные. Бородатый бугай держал гитару так, словно она была игрушечная, а рядом — очень болтливый и активный парниша. В его же руках инструмент казался чем-то сакральным. Он держал гитару, как женщину. Песни были наполнены светлой грустью. Вот опять мне надо это расписывать литературно. Что-то вроде:

«Первый аккорд врезался в меня молнией. Он пропустил электричество в тело, и дальше по душе разливалась любовь. Да, щипало. Но преследовало чувство упоения от этой боли. За такой болью всегда следует счастье. Это не падение, а подъём в гору, а там ждёт сногсшибательный рассвет. На вершине по-другому не бывает.