Золотая бабушка (СИ)

Врач похлопал Толика по спине и скрылся. Стоило зайти в палату, но парень побледнел и не мог унять дрожь в коленях. Толику стало по-настоящему страшно от того, что он может потерять ещё и Любовь Михалну. Он пережил смерть мамы спокойнее, потому что не знал, что такое смерть. А сейчас знает и не может поверить, что всё происходит с близким человеком. Я положила руку на его плечо. Через пару секунд он кивнул, и мы все робко зашли в палату.

Любовь Михална даже не повернулась в нашу сторону. Вся бледная и потрёпанная она смотрела в окно и прощалась с деревьями, с землёй, с домами, с небом. Кислый сел на стул рядом с кроватью и тоже принялся глядеть на качающиеся листочки. Женщина зажмурилась, надеясь так выдержать слова скульптора, но он ничего не произнёс. Первым заговорил Толик:

— Любовь Михална, почему вы молчали о своей болезни?

Она ничего не ответила, продолжая держать глаза закрытыми, сильно нахмурив брови. Если бы это было возможно, то Любовь Михална умерла бы прямо сейчас, чтобы избежать этих разговоров и потерянных взглядов.

— Молодые люди, — сказал Кислый, — в сон клонит. А купите кофейку, — он достал свой кожаный оливковый кошелёк и вытащил пять тысяч. — На всех. Только обязательно из моей любимой кофейни. Остальной кофе дрянной. Разучились в Петербурге делать добротный. Оля, покажи мальчикам дорогу.

— Но… — я растерялась, — кофейня же на Ваське.

— Да, — согласился Кислый, — идите все вместе, чтобы не скучно было. Вперёд, — он смотрел на нас так, что сложно было возразить. Я потащила ребят с собой. Судя по тому, как невозмутим был Витася, ему ход мыслей Кислого пришёлся по душе.

Когда старики остались вдвоём, Любовь Михална тяжело выдохнула и благодарно взглянула на скульптора. Ей совсем не хотелось сейчас объясняться с «почтивнуками», потому что она и не знала, какие подобрать слова. Не скажешь ведь молодым о желании покончить с собой: они впечатлительные и эмоциональные. Таким тяжело понять тех, кто уже протягивает руку, чтобы поздороваться со старухой Смертью. А Кислый понял — Любовь Михална была в этом уверена. Может, потому что он тоже близок к концу пути. А может, они просто понимали друг друга без слов.

Сейчас пожилая женщина, которая скрывала всё девичье глубоко в душе, так хотела разрыдаться на плече Кислого. Он заставлял её испытывать трепет и восхищаться им даже спустя столько лет. Её вынуждали быть сильной все. Старшая, мудрая, несгибаемая. И только он ласково улыбался, когда она отвешивала ему миллиард колкостей. Только он смотрел по-доброму, когда строила из себя всезнайку. Проявил заботу и в этот момент: не ехидничал, не ворчал, не осуждал, а сделал то, что было сейчас так необходимо. Любовь Михална чувствовала, что Кислый видел в ней не воина, а женщину. Всё её своенравие в миг превратилось в покорность.

— Я любила мужа, — призналась она. — И когда он умер, вместе с ним умерла и я. Вся моя жизнь вдруг сократилась до ожидания смерти. И когда я дошла наконец-то до этой точки — я колеблюсь.

— Не буду говорить, что понимаю тебя. У меня не умирала жена… — задумчиво произнёс скульптор. — Ты была права, когда говорила, что мы с тобой незнакомы, — Кислый перевёл взгляд на свою юношескую любовь. — У моей Любы не было мужа. И уж она бы так не сказала точно, — он ностальгически ухмыльнулся. — Моей Любы более не существует. Моя Люба переехала, вышла замуж за другого, родила детей. Можно сказать, она уже умерла. — Он выждал паузу, а после сказал очень серьёзно. — Но мне очень нравится Любовь Михална. Она смелая, забавная, талантливая, умная, добрая, красивая. Я хотел бы узнать её поближе. И я не хотел бы, чтобы и она умерла, как моя первая любовь. Ведь… Как знать, может, ей понравится тот Кислый, который есть сейчас. Что если она найдёт общение со мной… Приятным.

— Ты кокетничаешь? Нашёл время, — Любовь Михална не смогла сдержать улыбки.

— Будет тебе. Как будто старика способна напугать смерть. Это такая глупость, — Кислый положил руку на постель Любови Михалны, коснувшись укрытого одеялом бедра. Женщина вздрогнула от такой близости. — Пусть мне остался ещё день. Или ещё два. Я бы всё равно их потратил на то, чтобы узнать тебя, несмотря на твой скверный характер, как сама говоришь. Я не буду ни о чём просить и ни в чём убеждать. Это ведь твоя жизнь. Но стоит ли её заканчивать, если наконец есть за что держаться.

— За тебя, что ли? — Любовь Михална чувствовала, как начинает краснеть и задыхаться от вспыхнувшей нежности.

— Хорошо бы было, — Кислый мечтательно закатил глаза. — Хотя есть не только я, — он перевёл взгляд на дверь.

— Да разве ж я нужна чужим детям.

— Не бывает чужих детей.

— Начались какие-то христианские проповеди.

Пусть женщина и брюзжала на Кислого, но чувствовала, что он был прав. На пороге в другой мир (безусловно, в ад) Любовь Михална чувствовала все ниточки, связывающие людей со всего света. И это была любовь — слово в голове звучало громогласнее и важнее собственного имени. Она очень любила и Толика, и меня, и Витасю. И Кислого она любила. Очень любила, но отчаянно отрекалась именно от него.