Старуха прислушалась. Нечленораздельные звуки превратились в слова. Дед рассказывал, как в 42-ом бил французов где-то под Карелией. Волшебная история. Оказывается, «жемапельные» морды до сих пор в плену у русских и доедают за теми картон. Только не очень понятно, кем был старик — казаком, кавалеристом или мушкетером. Любовь Михална боялась, что с ней произойдет то же, что происходит неизбежно почти со всеми — слабоумие. И хуже всего в этой болезни то, что ты её не осознаешь. Это произошло с её матерью. Она медленно сходила с ума, пока в один день не перестала узнавать свою семью. А начиналось все с простого: характер матери был всё невыносимее. Она поругалась со всеми друзьями и родственниками по сущей ерунде: то обвиняла в краже серебряной ложки, то сама крала золотые цепочки, то просто цапалась из-за дурного настроения. Никто не понимал, что вот тогда-то женщина начинала впадать в старческое безумие. Что-то щёлкает в голове, и ты больше не способен воспринимать мир адекватно. Каждый человек становится для тебя потенциальным врагом, а любая коряга ночью — злым духом.
Мать сидит на краю жесткой кровати, расплетая всё ещё толстенную косу и, молча, смотрит на дочь так, словно та ей самая чужая на свете. Это воспоминание до сих пор мучает Любовь Михалну. Мёртвая мать снится ей часто. Последние десять лет — почти каждый день. Раньше они любили друг друга такой нежною любовью, что некоторых брала зависть. Это мать настояла на том, чтобы Любочка уехала в Ленинград учиться в Репина. «Кто-то из семьи должен спасти души остальных», — женщина была абсолютно уверена, что искусство способно на всё. Ведь иконы — те же картины.
Ноги резко заныли. Иногда от плохих или скорбных мыслей такое случалось, но сейчас было особенно больно. Будто пульсация отдавала в самое сердце. Эта боль, как клетка с шипами для сердца, ему бы хотелось биться быстрее, но это невозможно. Любовь Михална собрала все оставшиеся силы в кулак, надела на лицо маску спокойствия и открыла дверь кабинета. За столом сидел молодой, но очень замученный парень. Он тяжело взглянул на старуху и скорбно улыбнулся. Она сделала вид, что не заметила, хотя в тот момент все поняла.
Врач готовил Любовь Михалну к неутешительному диагнозу ещё давно. Хотя она не придавала большого значения своему состоянию, даже не стала говорить о нём домочадцам. Подумаешь, атеросклероз. Болят ноги и болят. Но, честно говоря, дело было куда серьёзнее, чем думала старуха. Это ей и объяснил врач, напугав возможной ампутацией конечностей.
Как вышло, что она оказалась в такой ситуации? Вроде бы шла на поправку, и боль утихала. А потом РАЗ и всё. Это же Любовь Михална спросила у юного врача, тот вновь грустно улыбнулся. Пожалуй, это какая-то суперспособность медиков: поднимать уголки рта, оставаясь при этом абсолютно безрадостными. Доктор ответил что-то пространственное — «такое случается», «процент низок, но не исключает…», «не предугадаешь». В общем, выражения и слова, которые ничего не значат. «Почему же именно со мной?» — невольно задавалась вопросом Любовь Михална и, поникши, поплелась домой сама. Ей не хотелось звонить Ивану. Ей хотелось позвонить Сашке, но Сашка был мёртв уже очень давно.
Сначала у неё откажут ноги, и Любовь Михална вообще не сможет никуда выходить. Надежды на семью нет, никто ей не поможет, не будет гулять с ней в коляске по улице, мыться как-то тоже придётся самой. А потом ещё и башка откажет, как у мамы. И всё. Тогда Любовь Михална не сможет сделать абсолютно ничего. Немощь. Это страшное слово пугало гораздо сильнее, чем смерть. А, может… Может, ну его всё? Застрелиться, пока ещё не потеряла способность ходить, пока ещё в сознании, пока ещё голова полна мыслей? Любовь Михална плелась по разбитому городу, цепляясь за пробитый асфальт, и думала о суициде всерьёз. Сейчас это казалось единственным выходом.
Она не винила обстоятельства и людей в своих несчастьях. Любовь Михална понимала, что во всём виновата сама, но ей уже было ничего не исправить, время не щадило. Однако уходить из мира полным сожалений и в отчаянии тоже претило. Для чего старуха тогда всю жизнь боролась? Она превозмогала мороз и шла в художку, мечтая поступить в Академию. В Ленинграде усердно трудилась, чтобы оставаться на плаву, чтобы стать великим мастером и не умереть с голодухи. Но все пришлось бросить — вновь улететь на север ухаживать за больной матерью, снова превозмогать мороз, учиться земной профессии, стать начальником. И что теперь? Просто взять и уйти после всех страданий, которые пришлось пережить Любочке?
Любовь Михална подошла к своему потёртому дому, цвет которого напоминал грязь развозюканную по асфальту. И тогда ей в голову и пришла эта сумасшедшая идея. А что если всё бросить и поехать в Петербург? От Нины давно не было писем, так Любовь Михална заявится собственной персоной. Старуха пока не знала, что вообще планировала делать в Северной столице. Но идея бросить к чертям этот унылый город не давала ей заснуть всю ночь.