– Прекрасно, Клавдий! Если наш человек будет секретарем Цезаря, если он будет под диктовку полководца записывать все его приказы, все его донесения Сенату, все его сокровенные мысли… о большем мы не можем и мечтать! Пользуясь его близостью к Цезарю, мы сможем узнать, о чем тот думает, что замышляет. И если замыслы Цезаря будут противоречить нашим интересам – мы сделаем все, чтобы вернуть священную фибулу нашему народу. И здесь твой греческий раб тоже будет незаменим – если он добьется доверия Цезаря, если он станет его тенью, его правой рукой – он сможет в нужный момент завладеть фибулой и передать ее нам… передать ее мне.
– Я понял вас, господин! – Горбун почтительно склонился. – Я понял вас и сделаю все что смогу.
– А раз ты понял меня, Клавдий, и сделаешь то, о чем мы договорились, – я отправлюсь дальше. У меня сегодня еще очень много дел. Я должен до заката покинуть город.
– Жаль, господин! – проговорил горбун. – Я хотел бы, чтобы мой дом стал твоим домом хотя бы на несколько дней, чтобы ты оценил мое гостеприимство. Но раз неотложные дела призывают тебя…
– Да, именно так, Клавдий! Неотложные дела!
Клавдий подал гостю чашу для омовения и чистое полотенце.
Тот вымыл руки, поднялся с обеденного ложа и, прежде чем покинуть дом, проговорил:
– Кстати, Клавдий, не было ли каких вестей о Лицинии Кориолане?
– Нет, господин! – ответил горбун – возможно, слишком быстро.
– Не было? – переспросил гость, пристально глядя на него. – Что ж, если услышишь о нем – дай мне знать. Мы не можем допустить, чтобы этот изменник завладел священной фибулой. Ты знаешь, что его прадед изменил богам наших предков, взбунтовался против них, поставив свою гордыню выше интересов Храма, выше интересов своего народа! Ты знаешь, что с тех пор все члены этой недостойной семьи нарушают заповеди богов, стараясь завладеть священной фибулой!
– Конечно, господин! – проговорил горбун – возможно, слишком пылко. – Если я хоть что-то услышу об этом изменнике – немедленно пошлю вам известие с надежным человеком.
– Надеюсь на твою преданность! – С этими словами гость накинул свой дорожный плащ и покинул дом Клавдия.
Едва за ним закрылась входная дверь, горбун вернулся в триклиний и трижды постучал в стену, на которой было изображено похищение золотого руна.
В стене открылась потайная дверца, из которой вышел высокий человек в багряном плаще, с покрытым шрамами лицом и странными, удивительно светлыми глазами.