Золотая чаша Колоксая

— Чужие дети, они и есть чужие. Никто не заменит родную мать, — купец нахмурился. — Мачеха нас не обижала. Так… не замечала. Я-то уже отрок был, как мой Станил сейчас, а Углеше очень заботы и ласки хотелось.

— Корнила, прости, но о какой метели ты вспоминаешь? — не удержалась видунья, подсаживаясь поближе к купцу.

Мужчина погрустнел:

— Иногда я забываю про ваш дар… Слушая меня, вы, должно быть, решили, что кабы не я, то Углеша пропал бы. Но это не так. Я рано начал ездить с отцом в вот такие обозы, как наш. Не могу сказать, что мне легко это давалось. В дождь, в слякоть, вытаскивая гружёные повозки из грязи… Или прячась от разбойников в бурьяне… Или перегнувшись через борт корабля, когда морская хворь выворачивала наизнанку… А ту метель я вспоминаю часто. Мы ехали после торговли в маг'ярских Кехах. Я заболел. Нам бы остановиться на каком постоялом дворе да переждать (а погода тогда была дрянь, зима рано пришла), но мы продолжали ехать. В конце концов, меня так взяло, что думал: до утра не дотяну… — Корнила улыбнулся девушке. — Но кое-как вычухался. Все мои мысли в тот момент были о брате. Я знал, что дома меня ждёт Углеша. Не отца, а меня. Что если я не вернусь, он останется один, никому не нужный. Наверное, я поэтому и выжил…

Тарс замолчал. Нимфириель вздохнула, обдумывая услышанное:

— Хорошая история. Заставляет верить в лучшее, что есть в нас.

Корнила поднялся, чтобы обойти обоз.

— Я уже порядком пожил, госпожа, и понял простую вещь: добрых людей на свете больше, чем плохих. Они есть и среди воинов, и среди селян, и среди купцов… Как поступать, решает человек, а не его ремесло.

— Ты ещё скажи, что ни разу не дурил покупателей! — альвийка хитро улыбнулась.

Мужчина засмеялся.

— Смотря кого, — сознался он, помня об альвийском даре. — Когда попадаются прохвосты, пытающиеся объегорить меня… Ну-у, тогда это дело чести.

Корнила ушёл. Нимфириель осталась одна. Тихонько потрескивали ветки в костре, сопели спящие мужчины. Незаметно девушка и сама стала погружаться в дрёму.

— …Чего сидишь тут?

Альвийка моргнула, приходя в себя, и торопливо огляделась. Колдун привстал со своего лежака, недовольно зыркая на неё. Нимфириель отвернулась, что-то пробормотав. Радомир нахмурился:

— Что делаешь, спрашиваю?

— Не твоего ума дело! — огрызнулась девушка. — Спи уже.

— Ага! Я спать, а ты мне муравьёв под рубаху?

— И крапиву в шаровары, — буркнула альвийка, возвращаясь на своё место.

Тарс не спускал с девушки глаз, пока она не легла и не накрылась своим плащом.

Глава 6

Север Тарсии всегда называли лесным краем. Леса здесь и впрямь были дремучие и, казалось, бесконечные. Всё чаще небо закрывали густые ветви, и повозки словно проезжали по зелёному тоннелю. Смелели дикие звери, ближе и ближе подходили к отдыхающим по ночам людям. Ради безопасности и спокойствия обозники начали разводить два костра, а дозор несли сразу трое дружинников.

А тут ещё болотная вонь добавилась. Дядька Волин прихлопнул очередного комара и глянул на Милана, ехавшего рядом.

— Поедом жрут проклятые!

Вечно хмурый воин понимающе вздохнул и кивнул в сторону:

— Сваженецкие топи.

Старый тарс тоже напряжённо глянул на сумрачную зелёную стену, к которой они приближались. Именно стену, потому что деревья росли так часто, что стоило сделать пару шагов с обочины — и дорога исчезала. Едва обоз въехал в чащу, охранники непроизвольно стали жаться к повозкам, а некоторые возносили молитвы богам-покровителям, прося защиты. Эта был не первый лес, через который пришлось проезжать путешественникам, но здесь всё было по-другому: мрачно, холодно, неуютно. Не покидало стойкое ощущение, что за тобой кто-то пристально наблюдает, кто-то очень злой и опасный. Волин тряхнул головой, избавляясь от оторопи, и ободряюще сказал окружающим:

— Минуем топи до ночи.

Опасная близость печально известных болот удручающе действовала на людей. Обозники даже отказались от обеденного привала, лишь бы поскорее выбраться из этого проклятого места, полного загубленных душ. Ехали молча, оглядываясь по сторонам и непроизвольно прислушиваясь к доносившимся звукам. Дружинники раз по раз поглядывали на альвийку, ехавшую последней. Та отрицательно качала головой, но оружие держала наготове.

Деревья по бокам стояли почти неподвижно, изредка лениво шевеля ветвями. Зудели комары, неуверенно щебетали птицы, словно прощались до следующего утра. Где-то треснула сухая ветка, а у людей — мороз по коже. Яронега слабо вскрикнула, когда до них долетел хохот болотной выпи. В вечерних сумерках оживали тени, мерещились чьи-то призрачные силуэты. Княжна обхватила себя руками и встревоженно глянула на волхва, держащегося рядом с повозкой.

— Радомир…

Мужчина ободряюще улыбнулся:

— Ничего не бойся, государыня. Лес закончился. Глянь сама.

Яронега послушно выглянула из повозки. Волхв не соврал: зелёный тоннель через саженей пятьдесят обрывался. Слаженный облегчённый выдох сменился шутками и смешками. Торговый обоз уже куда веселее покатился по дороге.