Золотая чаша

— Порой я сомневаюсь: а правда ли это тело побывало в Панаме? Я уверен, что этот мозг там не бывал. Я рад бы посидеть с вами подольше, потолковать о старых временах, но меня ждет жена. Она всегда пилит меня, если я опаздываю ко второму завтраку. — И он спросил шутливым тоном: — Когда вы желаете, чтобы вас повесили?

Бургундцы зашептались.

— Ну, вот опять — «повесили»! Когда нам хотелось бы сунуть голову в петлю? Да когда угодно, сэр. Нам не хочется доставлять вам лишние хлопоты, но раз уж вы настаиваете, то в любое время, когда виселица и палач будут свободны. — Антуан шагнул к столу. — Эмиль желает предложить вам последнее доказательство своего уважения. Это подарок для вашей супруги — подарок, одна история которого делает его бесценным. Эмиль свято хранил его до последнего дня — и немалый урожай собрал он с этого талисмана, ибо поистине, сэр, в нем заключена волшебная сила. Но Эмиль считает, что талисман отслужил свое, сэр. Он полагает, что таким способом положит конец ходу событий, порожденному его сокровищем. Сам же Эмиль, к несчастью, пользоваться им больше не сможет. Эмиль целует ручку леди Морган и выражает ей свое глубокое почтение с надлежащей благородной учтивостью.

Тот Бургундец уронил на стол розовую жемчужину и быстро отвернулся.

Когда их увели, сэр Генри откинулся в кресле и уставился на жемчужину. Потом сунул ее в карман, вышел на улицу и направился к приземистому белому дворцу вице-губернатора, точно такому же, каким он был при жизни сэра Эдварда. Леди Морган очень мучилась бы, если бы хоть что-то было переделано или переставлено. Она встретила Генри на пороге.

— Мы сегодня обедаем у Воонов. Но что мне делать с кучером? Он пьян. Сколько раз я говорила, чтобы вы запирали свой шкафчик, но вы никогда меня не слушаете. Он прокрался в дом и стащил бутылку с вашей полки. Другого объяснения нет!

— Протяните руку, душенька. У меня для вас подарок.

Он положил ей на ладонь розовую жемчужину.

Несколько мгновений она созерцала розовый овал, щеки ее окрасил румянец радости, но тут же ее взгляд стал подозрительным.

— Что вы такое затеяли?

— Затеял? Я заседал в суде.

— И там нашли вот это? — Ее лицо просветлело. — Понимаю! Вы, наконец, догадались, что вчера я была вами недовольна. Если хотите знать правду, вы были нетрезвы! Все смотрели на вас и перешептывались! Не возражайте! Я видела их и видела вас. И вот теперь вы хотите задобрить меня, мою совесть.

— Наконец догадался! Я догадывался, что вы мной недовольны, еще когда мы возвращались домой, а потом почти до самого утра. Вы правы. Я догадывался. По правде говоря, я даже не сомневался. Но о жемчужине я расскажу вам всю правду.

— Да, конечно, так как знаете, что не сумеете меня обмануть. Когда же, наконец, Генри, вы перестанете внушать себе, будто способны утаить от меня хоть одну свою мысль!

— Но я не думал вас обманывать. Вы не дали мне времени объяснить.

— Чтобы сказать правду, времени требуется не больше, чем…

— Пожалуйста, дослушайте меня, Элизабет. Утром я судил двух пиратов, и они отдали ее мне.

Она улыбнулась улыбкой бесконечного превосходства.

— Отдали ее вам? Почему? Вы их отпустили? Как это было бы на вас похоже! Порой я думаю, что вы так бы и остались одним из них, если бы не я. Мне кажется, вы не отдаете себе отчета. Генри, что это я сделала вас тем, что вы есть — человеком, носящим рыцарский сан, и джентльменом. Вы же сделали себя флибустьером! Но ответьте, вы отпустили этих пиратов?

— Нет. Я приговорил их к смерти.

— А-а! Так почему же они отдали вам жемчужину?

— Душенька, они отдали ее мне, потому что им некуда было ее деть. Конечно, они могли бы преподнести ее палачу, но как-то не совсем ловко осыпать жемчугом того, кто сейчас наденет тебе петлю на шею. По-моему, вряд ли можно подружиться с собственным палачом. А потому они отдали ее мне, я же… — Тут он улыбнулся широко и простодушно. — Я же дарю ее вам, потому что люблю вас.

— Ну, мне нетрудно узнать, что у вас там было с пиратами. А ваша нежность… Вы любите меня, пока я не спускаю с вас глаз, и ни минутой дольше. Я вас знаю досконально. Но я рада, что их повесили. Лорд Воон говорит, что они опасны даже нам. Он говорит, что они того и гляди перестанут допекать Испанию и примутся за нас. Он говорит, что их надо истребить, как бешеных собак, и чем скорее, тем лучше. И каждый раз, когда одним становится меньше, я чувствую себя чуть в большей безопасности.

— Но, душенька, лорд Воон ничего о флибустьерах не знает, тогда как я…