Золотая голова

Дайре снова поклонился, точно извиняясь. А мне стало грустно. Напрасно альдерман это сказал. Конечно, над «Девятью героями» нынче не смеется только ленивый, и вышучивают их в каждом балагане, так же, как раньше в каждом балагане торжественно представляли. Но это была единственная пьеса, которую я успела посмотреть вместе с родителями. Это было, кажется, после Пасхи. Городские власти Кинкара разрешали тогда к представлению — как и сейчас — лишь старые, проверенные и душеполезные пьесы. Но мне тогда было пять лет, я сидела у отца на плече и с упоением смотрела на Цезаря, Александра, Самсона, Иуду Маккавея и других непобедимых древних рыцарей. В этом возрасте не замечаешь, что латы на рыцарях картонные, мечи у них деревянные, и хочется верить, что герой — это взаправду герой.

Стоит подрасти, и начинаешь понимать, что герои хороши только на подмостках балагана.

Но Дайре не собирался мучить публику героями. Он заявил, что может представить «забавные комедии, пантомимы и пасторали.

— Вот пасторалей не надо, — снова вмешался Самитш. — Они хороши в городе, а здесь пастухи с пастушками и без того глаза намозолили.

— Есть также совершенно новая пьеса, с пением, музыкой и танцами, на мифологический сюжет. Называется «Примирение Кефала и Прокриды». Она недавно игралась при императорском дворе в Тримейне и стяжала там значительный успех, оставшись притом, как сказал поэт, незамаранной грубыми хлопками черни… Если господину будет угодно продлить наше пребывание здесь, то я сейчас завершаю перевод одной замечательной английской трагедии, тоже совсем новой…

— О трагедиях — после, — сказал Тальви. — Сегодня, ежели вы в состоянии, представите комедию по собственному выбору. Играть будете в большом зале, там достаточно места. А завтра, коли погода дозволит, покажете под открытым небом «Кефала и Прокриду».

Тут они углубились в вопросы оплаты. Я мучительно не люблю слушать, как люди выклянчивают деньги, и постаралась отвлечься, переведя взгляд с настырного Дайре на остальных. Тоска моя не проходила. Ведь если по правде, я должна быть по ту сторону — не сидеть в кресле с барским видом, а стоять у порога, среди этих женщин, из последних сил расправляющих плечи и взбивающих пропыленные кудри. Или я не права? Я не играю на сцене, я не играю в карты, играю ли я в жизни? Если так, то следует уточнить — с жизнью. В отличие от многих — со своей.

И тут я насторожилась. Может, почтеннейший Дайре и большая часть его шатии действительно притащилась с Юга, но один из них — точно нет. Эту рожу я несколько раз замечала в Свантере и в Гормунде. И был тогда владелец рожи вовсе не актером, а был он вором, и не из крупных. Ансу его звали, если мне память не изменяет. На вид — обычный человек, обычный северянин — среднего роста, волосы цвета пеньки, приплюснутый нос. Ничего особо приметного, с такой внешностью только в толпе и отираться. Может, я ошибаюсь и это совсем не он.. прежде чем успела довести до конца эту мысль, я, приподняв в локтях руки, доселе праздно сложенные на коленях, некоторым образом сложила пальцы. У воровской братии в больших городах есть свой условный язык, и мне поневоле пришлось его выучить, хотя я работала сама по себе. И он ответил мне тем же жестом — видимо, безотчетно, потому что тут же спрятал руку за спину и отодвинулся, скрывшись за другими актерами. Еще бы! Я сидела так, что ни Тальви, ни Самитш, если бы не повернулись ко мне, меня не увидели. А вот Ансу (я и кличку его вспомнила — Пыльный Ансу) им был виден превосходно. Но то ли он слишком быстро опомнился, то ли господа не обращали внимания на дерганье какого-то комедианта, но его жест остался без последствий. И, обменявшись с ним любезностями (а это было лишь просто: «Я тебя знаю» — «И я тебя»), я могла также сказать ему, не произнеся ни слова: «Опоздал, братец. Место занято».

Мне было горько и смешно, пока мы дожидались спектакля. Как ни выдергивали меня из прежней жизни, она постоянно напоминала о себе. И как бы меня ни рядили в модные платья, сколько бы драгоценностей на меня ни навешивали, я всегда останусь беззаконной Золотой Головой, последней из рода разбойных Скьольдов. Воры и фигляры — более подходящая для меня компания, чем высокородные заговорщики либо сельские дворяне с их расфуфыренными женами. Тальви, однако, я не собиралась говорить об Ансу. Он пока не сделал ничего такого, за что его стоило бы драть плетьми или вешать. Возможно, он действительно покончил с воровским ремеслом и стал лицедеем. Так бывает. Правда, чаще бывает наоборот.

Но столь же возможно, что он нарочно проник в замок, втеревшись в актерскую труппу, пользуясь тем, что южане недостаточно знают местные нравы и местных жителей. Что ж, в таком случае — я его предупредила. Он может думать обо мне что угодно, но, если Ансу следует традициям, то не станет перебегать мне дорогу.

Если же не следует…