– Я знаю, – тихо отозвался Дара. – И ужасно сожалею, что не остановил ее раньше. Я нес за вас ответственность, но не увидел, во что она превратилась, пока не стало слишком поздно. И не научил вас видеть это самостоятельно. – Он сглотнул сквозь ком в горле. – Слишком долго я думал, что моя единственная задача – повиноваться. И научить вас всех повиноваться. Но я ошибался.
– Но она же была Нахидой, – недоумевала Иртемида. – Одной из благословенных Сулеймана. Она творила чудеса!
– Она творила магию, – возразил Дара. – То, как она убила Гезири и вернула меня к жизни под своим контролем, не имело ничего общего с чудесами.
– Бред! – Ношрад, воин, которым Манижа заменила его при дворе, вскочил на ноги. – Слухи о том, что ты свернул на кривую дорожку, ходили давно. А теперь вернулась бану Нахида, которую, как всем прекрасно известно, ты действительно хотел, – как кстати, что Манижа вдруг оказалась злодейкой. – Его лицо перекосило от ярости. –
Иртемида, рассвирепев, открыла рот, но Дара покачал головой:
– Пусть уходит.
Ношрад был отнюдь не единственным разгневанным дэвом. Сторонников Манижи оставалось все меньше, но истинных фанатиков было еще предостаточно: дэвов, которые были в восторге от резкого взлета их племени и не одобряли идеи Нари о «распределении власти». Борьба с ними должна стать первостепенной задачей при восстановлении города.
Но Дары не будет в их числе.
– Послушайте меня, – продолжал он, не пожалев времени на то, чтобы каждому заглянуть в глаза. – Ибо я собираюсь преподать вам последний урок, который, к сожалению, никогда не преподали мне. Есть время для войны – и все вы, мои ученики, отважные воины, которыми я бесконечно горжусь. Но также есть время сложить оружие и сохранить мир. Время признать, что началась принципиально иная борьба, которая может оказаться даже труднее. Вашим оружием в ней должны стать слова и ваши убеждения. Но эта игра стоит свеч – ваши
Иртемида сказала:
– Эти новые правители – они нас накажут. Ты же не думаешь, что Мунтадир аль-Кахтани забудет солдат, державших его, пока Манижа вырезала ему глаз?
– Всю вину за вас я возьму на себя. За всех вас. Я уже обсудил это с бага Джамшидом и Картиром. Вы в безопасности.
– Но тогда тебя возненавидят.
– Они всегда ненавидели меня. Я живу ради ненависти джиннов. – Дара улыбнулся. – А теперь ступайте. Сегодня прекрасный день, и впереди ждет большая стройка. Не тратьте свое драгоценное время на проповеди старика.
Они исполнили его последний приказ с явной неохотой, но все же ушли. Дара смотрел им вслед с екающим сердцем. Несмотря на трагичные обстоятельства, он нашел друзей в своих воинах. Их обучение спасало его и придавало смысл его жизни в темные первые годы после возвращения с того света, когда он сходил с ума от страха за Нари. Дара любил их.
Он будет ужасно скучать по ним.
Дара закрыл глаза, впитывая отголоски болтовни на дивастийском и запах огненных купелей. Он хотел запомнить это место, запечатлеть его в своей душе.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что это твой последний урок?
Он открыл глаза. Иртемида осталась, ее темные глаза боязливо смотрели на него. Разумеется, она ослушалась. В каком-то смысле он на это рассчитывал.
Дара взял ее за руку:
– Друг мой… я должен просить тебя об одолжении.
46
Нари провела по раздробленной руке девочки, притупляя нервные окончания, пока она заново ломала неправильно сросшиеся фрагменты кости, а затем снова спаивала их вместе.
Гезирская девочка следила за ее действиями огромными серыми глазами.
– Вот это да! – восторженно воскликнула она и оглянулась на отца: – Аба, смотри!
Ее отец слегка позеленел.
– Я вижу. – Он повернулся к Нари: – Теперь с ней все будет хорошо?
– Да, если не будет перенапрягаться в ближайшие пару дней. – Нари подмигнула девочке: – Ты очень храбрая. Если лет через этак десять тебе все еще будет это интересно, приходи ко мне, и, возможно, я возьму тебя в ученицы.
– Было бы здорово!
Нари дернула девчушку за косичку:
– Я посмотрю, не найдется ли у нас парочки лишних бинтов, чтобы ты могла взять их домой и поупражняться.