Золотая империя

Мне тоже. Дара прислонился к дверному косяку.

– Я не в состоянии это исправить, – сказал он. – Я не пророк и не жрец. Я – убийца.

– Опять ты со своим «я», – упрекнул Картир. – Скажи мне, Дараявахауш, какую пользу ты принесешь, горя в этом огне преисподней, в который ты так жаждешь угодить? Как это поможет твоим жертвам? Тебе даровали благословение, тебе даровали власть, привилегию, время – все эти столетия, от которых ты открещиваешься. И когда придет твое время встретиться с Создателем, хочешь ли сказать ему, что провел все это время, терзаясь чувством вины? – пылко спросил Картир. – Или предпочтешь сказать, что каждый лишний вздох потратил в борьбе за более справедливый мир?

– Легко читать проповеди из храма. Вы не видите угроз, которые видим мы во дворце, и не несете ответственности за безопасность десятков тысяч перепуганных джиннов, готовых разорвать друг друга на части.

– Ты прав, не несу, но и ты тоже, – заметил Картир. – Не ты один. Если Манижа хочет править Дэвабадом, она должна прислушиваться к Дэвабаду, а не только к избранным Дэвам, которые во всем с ней согласны. Ей нужно помириться с джиннами и зарекомендовать себя как объединитель, правитель, способный на милосердие и здравый смысл.

Дара потер виски, задев череп своим собственным кольцом раба. Его чуть не вывернуло наизнанку, когда он вспомнил, как тогда, в больнице, он хотел снять кольцо, чтобы покончить с собой.

Но он выжил, опять же вопреки всему.

Может ли он измениться? Может ли Манижа? Потому что Даре разбивало сердце видеть в ней проблески того лидера, которым она могла бы стать, если бы Гасан не обошелся с ней так жестоко. Она была необыкновенно умна, осмотрительна, уравновешенна и вдумчива. Не только ее сила или имя вызывали в Дэвах желание следовать за ней на край света.

Но переубедить ее будет нелегко.

Еще труднее будет переубедить джиннов. Его лицо вытянулось.

– Я не знаю и как подступиться к джиннам. Кто из них захочет иметь с нами дело, не говоря уже о том, чтобы доверять нам?

Картир строго посмотрел на него:

– Насколько я помню, один джинн с огромным опытом ведения межплеменной политики сейчас как раз томится у вас в подземелье.

Дара сразу нахмурился:

– Мунтадир ни за что не станет сотрудничать с нами. Он будет только рад наблюдать, как весь дворец – включая его самого – провалится в озеро, если это будет означать, что Манижа и я утонем вместе с ним.

– Ты не знаешь этого наверняка. У Мунтадира есть свои слабости, да, но у меня всегда было впечатление, что он действительно переживал за Дэвабад и питал искреннюю симпатию к нашему племени. К тому же, выдвинув такое предложение, ты можешь сослужить себе хорошую службу, – добавил Картир. – Оно прагматичное и взвешенное. Если ты хочешь, чтобы бану Манижа к тебе прислушивалась, ты должен доказать, что твои мнения того стоят.

– Если я выпущу эмира из цепей, он попытается убить меня.

Картир похлопал его по спине:

– Слава Создателю, что преуспеть в этом так трудно.

17 Нари

Это было по-настоящему прекрасно.

Нари смотрела на океан. Она впервые видела море, красиво раскрашенное в яркие цвета приближающегося рассвета и такое ослепительное, что казалось, будто сам Создатель благословил воду, простиравшуюся до самого туманного горизонта. Кричали чайки, ласковые волны целовали мягкий пляж, прибой набегал и отступал в успокаивающем, гипнотизирующем ритме.

– Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Али просил ее об этом уже во второй раз с тех пор, как она очнулась и выслушала его сбивчивый рассказ о затонувших лодках и загадочном мариде. Он выглядел ужасно: из одежды на нем остался лишь рваный набедренник да пояс с оружием, грязь налипла на его кожу и бороду. Ей казалось, что и она выглядит так же: платье испорчено, кожа в царапинах. Нари, словно в трансе, выводила спирали на песке, ломая полосу ракушек и подсыхающих водорослей.

– Нари…

– У нас остались хоть какие-нибудь припасы? Еда? Монеты, на которые я выменяла последние драгоценные камни? – Ее голос сорвался на хриплый шепот, горло саднило от грязной речной воды, которой она нахлебалась… и которой ее потом мучительно вырвало.

Али помедлил. В паузе чувствовалось беспокойство человека, который не знает, как сообщить плохую новость.

– Увы, – проговорил он нетвердо. – Лодка затонула слишком быстро. К тому времени, как я вытащил тебя из реки, все, что не утонуло, было охвачено огнем. Себек – марид, он сказал, что будет безопаснее, если мы уйдем без промедления. Он сказал, что, если Кандиша вернется с Дараявахаушем, он не сможет защитить нас.

Услышав имя Дары, Нари вздрогнула. Она до сих пор ощущала вкус Нила на языке и с мучительной ясностью помнила тот миг, когда больше не смогла сопротивляться и открыла рот. Какая горькая ирония: оба утонули от рук одной и той же ифритки.

Обоих вернули к жизни и заставили сражаться дальше.