Золотая клетка

На моих глазах выступили слезы. Я вцепилась в простыни, и все остальные чувства, которые отошли на второй план перед моей похотью, начали возвращаться. Он заставил меня почувствовать столько всего, когда я привыкла к оцепенению своей жизни. Он пробудил мои чувства, и вместо того, чтобы хотеть разобраться с ними, я просто хотела раствориться в удовольствии. Потому что, как и любое другое, удовольствие было лишь временным — потом я могла вернуться к моему оцепеневшему счастью.

— Убирайся. Вон, — сказала я ему, ненавидя себя за то, что услышала боль в своем голосе.

Я почти ожидала, что Мэйсон оденется и уйдет. Мне было все равно, что шел дождь, что ему некуда было идти, что все это было ошибкой. Мне хотелось плакать, и я не хотела делать это перед ним.

Вместо этого он развернул меня, на этот раз мягко, как будто я собиралась сломаться.

Я отвернула голову, чтобы он не видел моего лица. Из всех вещей, которые я приобрела, когда моя семья обрела некоторую власть, гордость была той, которую мне было удобнее всего сохранить.

Обнажить перед ним свое тело было лучше, чем отдать ему свою душу.

Два пальца коснулись моей щеки, и он использовал их, чтобы повернуть мою голову так, чтобы мы могли смотреть друг на друга. Его грудь быстро вздымалась. Он осмотрел мое лицо, затем подушечкой большого пальца обвел контур моих глаз, ожидая, что вот — вот прольются слезы.

— Я не хотел давать ей шанс испортить мне этот момент. — Я нахмурила брови в замешательстве от того, что он сказал. — Хильда уже испортила все мои первые впечатления; я не хотел, чтобы она испортила то, что я делаю с тобой.

Мой рот приоткрылся от шока. Внезапно все те кусочки головоломки, которые я собрала, обрели смысл. Мое тело похолодело, и я задрожала от страха. Мэйсон повернул лицо, и я протянула руку, чтобы обхватить его щеки, чтобы заставить посмотреть на меня.

— Глупо, верно? — Он горько рассмеялся, и мое сердце разбилось за него.

По моей щеке скатилась слеза. Часть меня хотела, чтобы он никогда не делился со мной этой частью себя. Потому что как только кто-то обнажал перед тобой свою душу, отпускать его было гораздо труднее.

Я покачала головой.

— Мне очень жаль, — заплакала я. Не из жалости к нему, но это было извинение за все, что произошло с тех пор, как мы встретились.

Он посмотрел на меня, когда я села. Медленно раскрывая свои намеренья, я обхватила его руками. От него пахло свежестью, как от хлопчатобумажного белья и весны. Его руки неуверенно обняли меня.

Несмотря на то, что мы были обнажены, в наших объятиях не было ничего сексуального.

— Пойдешь со мной? — спросил он, и мое сердце остановилось. — Я дам тебе то, чего ты хочешь больше всего.

Я спрятала свою печаль за улыбкой и поцеловала его. Этот поцелуй был другим. В нем не было боли, обмана или лжи, но он разделял наши души, и этот обмен все равно причинял боль.

Мы не отпускали друг друга даже для того, чтобы лечь спать. Находясь в его объятиях, я запоминала ощущение его кожи, биение его сердца и то, как его руки сильнее обнимали меня, когда он говорил о нашем с ним будущем.

ГЛАВА 23

Говорят, что простив кого-то, можно обрести свободу, но я не думал, что это, правда. Как ты мог допустить, чтобы кто-то обидевший тебя, мог спокойно разгуливать, а ты будешь говорить, что все хорошо? Я не понимал этой концепции до вчерашнего вечера. Прощение кого-то касалось не их самих, а самого себя. Прощение — это принятие того, что они причинили вам боль, и решение оставить это позади, а не носить с собой повсюду.

Я был удивлен, что мне так легко спалось рядом с Аспен. Обычно мне снились кошмары, но, наверное, я просто был слишком измучен. В комнате было холодно, и я чувствовал себя несколько жалко из-за того, что не мог заставить себя развести огонь.

Она не насмехалась надо мной по этому поводу, когда спрашивала.

— Тебе было страшно? — Она провела пальцами по моим волосам. Я закрыл глаза и сосредоточился на ее голосе. Я не думал, что Хильда встанет между нами в этот момент, но я не хотел рисковать. Почувствовав, что это был вопрос, на который я не хотел отвечать, она перешла к следующему.

— Что насчет курения? Ты нормально относишься к маленькому пламени?

— Мне не особенно нравится курить, — ответил я ей.

Я был в полной заднице. Я знал, что это может случиться, но теперь, когда я почувствовал ее вкус, я не хотел отпускать ее. Аспен Миллер была моей, и я был готов пойти против всех, чтобы удержать ее. Возможно, я и не знал, какой вес имели мои слова, когда учился в школе, но я был готов доказать их.