Золотая клетка

– Я бросился на него с мечом с криком: «Предатель!» У Хуан ухмыльнулся, вступая со мной в бой. Однако крыша уже прогорела и в этот самый момент неожиданно проломилась – тяжелая балка упала на меня и первого помощника, погребая под собой. От боли я потерял сознание. В башню уже ворвались другие солдаты – свои и чужие, ворота пали, воцарился хаос. Когда я очнулся, то понял, что меня посчитали мертвым – никто не удосужился даже поднять балку, под которой я лежал. Я с трудом смог выбраться оттуда – другие люди уже унесли тела циньвана Цзе и У Хуана, и огонь пошел на убыль. Я чудом не задохнулся, может быть, лишь потому, что пошел дождь, и Южная Сунь отступила так же стремительно, как и напала. Я не знал, есть ли еще предатели в армии, и был слишком слаб, чтобы что-то предпринять – я выбрался из башни и затаился в лесу, наблюдая. Вскоре по выкрикам часовых я понял, что циньван Цзе находится при смерти. Я не мог более медлить – я выкопал письма и поспешил в столицу, чтобы рассказать правду о предательстве, однако силы мои были на исходе. Балка повредила мне несколько ребер и сломала ногу, поэтому двигался я очень медленно, а не зная, преследуют ли меня, – о судьбе У Хуана мне было неизвестно, – мог передвигаться только ночами. Через месяц в каком-то городе на полпути в столицу я узнал, что циньван Цзе скончался в результате смертельного ранения – от вражеского клинка во время нападения Южной Сунь. Я выглядел как бродяга, и никто меня не знал. У меня с собой были драгоценные письма, потому я не мог больше медлить, но из-за боли двигался крайне медленно. У меня не было денег, я не мог купить еды, пил воду из рек и ел коренья. Я так ослаб, что через полтора месяца потерял всякий человеческий вид. В тот день я вышел на императорский тракт и в изнеможении упал у обочины, когда мимо проезжал богатый обоз – это был императорский свадебный обоз. Я слышал слухи, что Третью принцессу собираются выдать замуж, и, когда увидел эту вереницу повозок, понял, что это он. По счастливой случайности заметив, что я от голода и жажды упал на землю, управляющий обозом остановился – плохая примета не помочь нищему, когда едет кто-то из отпрысков императорской семьи. По такой же счастливой случайности Третья принцесса тоже выглянула в окошко и приказала забрать бродягу и довезти до постоялого двора, чтобы вызвать туда лекаря. У меня при себе была именная печать циньвана Цзе – единственное, что у меня осталось ценного, и она привлекла внимание Ее Высочества. Но от слабости и лихорадки из-за сломанных костей и стольких дней без отдыха я впал в беспамятство, а потому управляющий, боясь, что я не выживу и доброта принцессы обернется несчастливым предзнаменованием, забрал меня с собой. Однако когда я очнулся – уже в империи Ци, – то все забыл: кто я такой, откуда пришел, почему был ранен и откуда у меня печать и странные письма. Я был в ужасе, полагая, что, возможно, я и есть тот самый У Хуан, предавший циньвана Цзе, а потому не показывал их никому. Не знаю, заподозрила ли меня в чем-то Третья принцесса, увидев печать, но она все же спасла мне жизнь. Мучимый чувством вины за предательство ее старшего брата, я мог только отблагодарить принцессу своей верной службой, считая эту подаренную мне жизнь шансом на искупление. Я долго пытался вспомнить свою жизнь и поклялся, что как только все узнаю, то тут же явлюсь с повинной, чтобы понести наказание. Много лет спустя память постепенно вернулась ко мне, и я поведал обо всем Ее Величеству. Она разрешила мне покинуть ее, дабы рассказать правду императрице Северной Сунь – чтобы Ваше Величество наказали виновных и очистили имена невинно погибших.

Ши Гуань замолк, и вместе с ним на зал опустилась тяжелая тишина, которая нарушалась только прерывистым дыханием министра Лю. Тот дрожал от страха, как толстая мышь в ловушке, его глаза бегали, а по лицу градом катился пот. Все взгляды обернулись к императрице, но та хранила молчание.

Глава 27 Клевета

– Клевета! Ложь! Ваше Величество, защитите! – завизжал министр Лю и бросился на колени. Его голос был тонким и тут же сорвался. Испуганное пыхтение министра было таким громким, что его слышала даже Мин Сянь, сидящая на троне.

– Ши Гуань, чем ты можешь подтвердить свои слова? – спросила она наконец, не обращая внимания на извивающуюся фигуру Лю Цзиньцина.

– У меня есть только мое честное имя, именная печать циньвана Цзе и письма, которые я хранил столько лет. Я вверяю себя мудрости Вашего Величества и прошу восстановить справедливость! – Ши Гуань упал на колени, растягиваясь на полу в глубоком поклоне.