– Дело в твоей проблеме – той, над которой ты работаешь, – осторожно ответила она. – Вот почему мама решила, что тебе лучше остаться в тюрьме. Она сказала, что ты в безопасности за этими стенами, что тебя там не обнаружат. А если что и случится, наружу правда не выйдет, а значит, не причинит неприятностей ни нашей семье, ни нашим…
Повисла тишина, пока Тор наконец не сказал охрипшим голосом:
– Еще хуже, чем я думал. Почему мне не сказали?
– Потому что ты бы не послушался маму и отправился бы за Кивой, – ответила Зулика.
– Ты права, будь я проклят! – рыкнул Тор. – И тебе бы следовало! Не могу поверить…
– Что сделано, то сделано! – перебила его Зулика, теряя терпение. – Прошлого не изменить, так что какой смысл раскаиваться? Кива в порядке, здесь, с нами, она выжила. Вот что важно.
Кива чувствовала неописуемую боль: ее предала родная семья. Родная сестра. Родная
«Это тебя она бросила гнить в тюрьме, да? Это про тебя она сказала, что так будет лучше?»
Вчера Делора сказала правду – просто повторила услышанное однажды. Но как,
Кива не могла такого представить. Но ей было так больно.
– Уходите, – прошептала она, не глядя ни на брата, ни на сестру. – Хочу побыть одна.
Зулика шагнула к ней, но Кива отшатнулась.
– Пожалуйста, постарайся понять, – упрашивала Зулика. – Я же говорила, победы без жертв не бывает…
Кива дернулась в сторону так резко, что голова мотнулась назад: она поняла, что в этом конкретном случае жертвой стала она.
– …и как бы ни было трудно, мама обязана была соизмерять риски, так что решила, что всем нам безопаснее, если ты останешься там, пока не…
– Замолчи! – наконец одернул ее Тор. – Кива не хочет сейчас тебя видеть. Да и я не хочу. Просто… Просто сходи проверь, что там с лошадьми.
Зулика посмотрела прямо на Киву, золотистый мед ее глаз молил понять ее.
Кива отвела взгляд.
Зулика тихо вздохнула и прошептала:
– Встретимся на дне рождения Миррин.
И ушла в конюшни.
Кива дождалась, пока она не скроется из виду, а затем обернулась к брату.
– Можешь отговорить ее приезжать на праздник? Это опасно. И глупо. И я… Я не хочу, чтобы она приезжала.
Как бы ей ни хотелось помириться с сестрой, прямо сейчас Кива не желала ее видеть.
Торелл тяжело вздохнул.
– Попробую. Но ты же ее знаешь.
Он вдруг поморщился, осознав сказанное – осознав, что Кива как раз-таки не знала Зулику, потому что Зулика сильно изменилась с детства.
– Прости меня, мышка, – повторил он так же тихо. – Десять лет… Не знаю, что сказать.
– Хватит об этом, – хрипло попросила она. – Но… Но я не виню тебя. Не забывай.
– Есть за что винить, – горько ответил он, злясь на себя. – Я виню.
Кива крепче сжала его ладонь.
– Не надо, Тор. Если мне придется еще и о твоих чувствах беспокоиться… Это уже чересчур.
Он вновь вздохнул и притянул ее к себе.
– Пообещать, что не буду расстраиваться, не могу: я так люблю тебя, меня так злит все, что с тобой случилось, особенно теперь, когда я знаю, что мог спасти тебя много лет назад…
– Главное, не кори себя за то, на что не мог повлиять, – попросила Кива. – Это ты можешь пообещать?
Он долго молчал, потом наконец ответил:
– Попробую.
Понимая, что большего не добьется, Кива отстранилась, вытерла слезы и мягко подтолкнула его ко входу в конюшни, куда ушла Зулика.
– Ступай. И можешь укоризненно молчать всю дорогу.
– Я собираюсь укоризненно молчать гораздо дольше, – сердито буркнул Тор, поцеловал Киву в лоб и быстро ушел, оставив ее наедине с раздраем в голове… И с разбитым сердцем.
Глава двадцать четвертая
До самого вечера Кива от всех пряталась; она пробралась из конюшен к себе в комнату и зарылась в постель. Весь день она провела без толку, но это ее не волновало: ей, погрязшей в собственных мыслях, нужно было погоревать.
За это время к ней несколько раз негромко стучались; судя по тихим голосам, это были Джарен, Типп, Кэлдон, Наари и даже Миррин – все по очереди приходили, чтобы проверить, впустит она их или нет. Но она не отвечала, так что никто не решился нарушить покой, которого ей так хотелось.