– Признаюсь вам, сударь, во всем, – с достоинством отвечала Клер. – Мы уже давно знакомы. Впервые я встретила его в гостях у приятельницы моей бабки, старой мадемуазель де Гоэлло, которая приходится ему дальней родственницей. Мы заговорили, потом встретились там же еще раз…
– Да, помню, – подхватил г-н Дабюрон в каком-то внезапном озарении, – теперь вспомнил. Когда вам предстояло идти к мадемуазель де Гоэлло, перед тем вы дня три или четыре бывали веселей, чем обычно. А возвращались частенько в печальном настроении.
– Это потому, что я видела, как он страдает, сознавая свое бессилие перед препятствиями.
– Значит, его семья столь знатна и богата, – мрачно проговорил юрист, – что отвергает союз с вашим домом?
– Я расскажу вам все и без ваших вопросов, сударь, – отвечала мадемуазель д’Арланж, – все вплоть до его имени. Его зовут Альбер де Коммарен.
В эту минуту маркиза, нагулявшись, собралась возвращаться в нежно-розовый будуар. Она приблизилась к беседке.
– Блюститель правосудия, – воскликнула она своим оглушительным голосом, – пора садиться за пикет!
Следователь, не отдавая отчета в своих действиях, поднялся и пробормотал:
– Иду, иду.
Клер удержала его за руку:
– Я не предупредила вас, что все сказанное мною должно остаться между нами.
– Ах, мадемуазель! – с упреком воскликнул юрист, уязвленный таким недоверием.
– Я знаю, – продолжала Клер, – что могу на вас положиться. Но как бы ни повернулись события, покой мой утрачен.
Г-н Дабюрон вопросительно посмотрел на нее, он был удивлен.
– Можно не сомневаться, – пояснила Клер, – что если я, юная и неопытная девушка, могла чего-то не заметить, то бабка моя заметила все; раз она продолжает вас принимать и ничего мне не сказала, значит, она желает вам успеха, молчаливо поощряет ваши намерения, которые, можете мне поверить, я нахожу чрезвычайно для себя лестными.
– Я вам сказал об этом с самого начала, мадемуазель, – отвечал следователь. – Госпожа маркиза не отвергла моих надежд.
И он пересказал вкратце свой разговор с г-жой д’Арланж, деликатно обойдя денежные проблемы, игравшие для старой дамы столь важную роль.
– Я не ошиблась, – печально заметила Клер, – теперь мне придется худо. Когда бабка узнает, что я не приняла вашего предложения, она будет вне себя от ярости.
– Плохо же вы меня знаете, сударыня, – перебил юрист. – Я ничего не собираюсь рассказывать госпоже маркизе, я исчезну без всяких объяснений. Она сделает вывод, что по зрелом размышлении я…
– О, я знаю, вы добры и великодушны!
– Я удалюсь, – продолжал г-н Дабюрон, – и скоро вы позабудете самое имя бедняги, который сегодня расстался с надеждой на счастье.
– Я надеюсь, вы не верите в то, что говорите? – пылко перебила девушка.
– Нет, это правда. Последнее мое утешение – мысль о том, что когда-нибудь вы вспомните обо мне не без доброго чувства. Пройдет время, и вы скажете себе: «Этот человек любил меня». Поверьте, мне хотелось бы, несмотря ни на что, остаться вашим другом, да, преданнейшим вашим другом.
Клер порывисто схватила руки г-на Дабюрона.
– Вы правы, – сказала она, – мы должны остаться друзьями. Забудем, что произошло, забудьте то, что вы мне сейчас сказали, станьте для меня, как прежде, лучшим, самым снисходительным из братьев.
Стало темно, она уже не могла разглядеть его лицо, но догадалась, что он плачет; недаром он медлил с ответом.
– Да разве это возможно? – прошептал он наконец. – Разве возможно то, о чем вы меня просите! Вы призываете меня все забыть. У вас-то достанет силы на это. Неужели вы не видите, что я люблю вас в тысячу раз сильнее, чем любите вы… – Он осекся, не смея произнести имя Коммарена, и только добавил: – Я вечно буду вас любить.
Они уже удалились на несколько шагов от беседки и были недалеко от крыльца.
– Теперь, сударыня, – вновь заговорил юрист, – разрешите мне откланяться. Отныне вы будете редко видеть меня. Я стану навещать вас не чаще, чем это требуется, чтобы не создавать видимости разрыва. – Голос его дрожал и был почти невнятен. – Что бы ни случилось, помните: есть на свете несчастный, который принадлежит вам душой и телом. Если когда-нибудь вам понадобится преданность друга, обратитесь ко мне. Ну, вот и все. Я не отчаиваюсь, мадемуазель Клер. Прощайте же!
Она была почти в таком же смятении, что и он. Безотчетно она подставила ему лоб для поцелуя, и г-н Дабюрон коснулся холодными губами лица той, которую так любил.
Они под руку поднялись на крыльцо и вошли в розовый будуар, где маркиза поджидала свою жертву, начиная уже терять терпение и яростно постукивая картами по столу.
– Где же вы, неподкупный страж порядка? – воскликнула она.
Но г-н Дабюрон был, казалось, на грани смерти. Он не в силах был взять карты в руки. Промямлив какую-то нелепость в оправдание, упомянув о каких-то неотложных делах, срочной работе, внезапном недомогании, он вышел, держась за стены.
Его уход возмутил старую картежницу. Она обернулась к внучке, которая, чтобы скрыть свое смятение, держалась как можно дальше от свечей, горевших на карточном столе, и спросила:
– Да что это сегодня с Дабюроном?