Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

На радостях Акулина написала любовный роман, в котором отразились произошедшие в ее жизни перемены. Он назывался «Награжденная добродетель, или История славной принцессы бретонской Мелиссы де Пуанкаре, в войну римлян с галлами в плен взятою и в рабство обращенную чернокнижником и колдуном сарацинским Несимом Хамедом, но потом от оков освобожденную храбрым центурионом Маркусом Антониусом Барериусом и с ним супружеское счастие обретшую, рассказанная ею самою сердечной наперснице своей Варваре Картоновой».

Свадьбу справляли в Свидригайлове, в выстроенной Гиацинтом фон Хакеном церкви Св. Степана. В честь радостного события я дал пейзанам отпуск, и они уже третий день гуляли на плясплощади, откуда доносились соответствующие гудки и гул.

После обряда венчания молодые и гости поехали в усадьбу, где должен был состояться праздничный пир.

Я стоял у бюста государыни в саду и раскуривал трубку в форме подводной лодки, когда-то принадлежавшую старому адмиралу, когда за моей спиной раздались шаги. По воздуху разлился запах роз. То была Акулина.

Новобрачная навела на меня лорнет.

— Ах, это вы, monsieur Woldemar, а то я вас не узнала.

Я вдохнул благоухающий от молодоженки воздух.

— Какой чудный аромат… Он напомнил мне наш первый вечер у меня в кабинете.

Акулина покраснела.

— Как много всего случилось за этот год! Вы нашли меня в дремучем лесу, куда я бежала от страшного мельника, как нежная лань от кровожадного тигра, а сегодня я стала вашей тетушкой.

Я поклонился и сказал несколько слов, которые у каждого должны быть припасены на такой случай.

Вдруг глаза моей собеседницы наполнились слезами.

— Надеюсь, Карл Гиацинтович не будет сожалеть о том, что женился на бедной сироте.

Я пыхнул трубкой.

— Не сомневаюсь, что вы составите его счастье, а он — ваше. Ваша жизнь будет длинным рядом десертов!

— Карл Гиацинтович любезно обещал создать мне условия для того, чтобы я могла спокойно работать. Но что если муза писательства откажется посещать клизменскую матрону в ее богатом особняке?

— Вы боитесь, что муза испугается мужа?

— Смерть не страшна для меня; мне страшно отсутствие вдохновения.

— Ah yes, writer’s block.[169] Мне кажется, нежная Акулина, что сей синдром вам не грозит.

Эпилог моего сна, в котором много лет спустя Акулина фон Хакен ведет беседу с литературной знаменитостью

В августе 1830 года три дамы сидели в гостиной княгини Ольги Леоноровны Ракушкиной, дом которой на Трубной улице был сосредоточением светской жизни Москвы. Одна из них, дородная пожилая вдова, приходившаяся княгине родственницей через покойного мужа, говорила:

— Вы не представляете, как трудно стало найти хорошую прислугу. Лакеи нынче так неуклюжи! Не знаю, как в Москве, но в Клизме даже в лучших домах это большая проблема. Третьего дня я дала моему камердинеру расчет за то, что он чихнул на мой gâteau au chocolat,[170] который только что принесли из кондитерского магазина.

Остальные дамы согласились, что поступок камердинера был непростителен и заслуживал самого строгого наказания.

Меж тем комната начала понемногу наполняться людьми. Вскоре в ней раздавался шум светского вечера. Среди толпы выделялся невысокий кудрявый мужчина, громко разговаривавший и смеявшийся в середине гостиной.

— Кто этот веселый молодой человек? — спросила пожилая дама княгиню.

— Александр Сергеевич Пушкин.

— В облике господина Пушкина есть нечто южное, я бы сказала, средиземноморское, как в доне Оскаре де ла Хойе, герое одного из моих романов.

Хотя княгиня не поняла этой аллюзии, она рассказала Акулине фон Хакен — ибо то была та — о беспокойном солнце русской поэзии и в заключение сообщила, что он скоро женится на известной красавице Наталье Гончаровой. Акулина Ниловна с интересом выслушала княгиню. Все годы своего замужества и вдовства она никуда не выезжала, поглощенная литературным творчеством, и поэтому не только не читала Пушкина, но вообще никогда о нем не слышала.

Выждав момент, когда поэт заносил в альбом княгини поэтический экспромт, Акулина Ниловна подошла к нему и завела следующий разговор.

— Господин Пушкин, как понимаю, вы стихотворец, и ваши сочинения даже выходили печатными изданиями.

Поэт подтвердил, что это так, и спросил ее, не родня ли она ротмистру Фридриху фон Хакену.

— В молодости я не раз гостил у него в Свидригайлове. Мы были очень дружны.

Акулина Ниловна сделала строгое лицо.

— Человек, о котором вы говорите, внук моего покойного племянника и благодетеля Вольдемара Конра-довича фон Хакена. Но Фридрих Герхардович est la croix que je porte.[171] После ужасных событий 14 декабря он был наказан как государственный преступник, и вполне заслуженно (за прошедшие годы некогдашняя нищенка стала ярой реакционеркой). C’est un mélange effroyable de Robespierre et Pougatchoff.[172] Ныне в сибирском руднике искупает он страданиями телесными плоды своих политических заблуждений.