Золотая кровь

После спешного ухода внука отец накинулся на дочь: «Что за интриги? Ты почему мне ничего не сказала об экспертизе?» «Папа, а ты меня о чём-нибудь спрашивал? Ты же со мной всю жизнь разговариваешь на языке критики и директив. Мне 32, а я до сих пор в твоих глазах ни на что права не имею. Никакого личного пространства!» Ого, она уже словами Эдика заговорила! Дурной пример заразителен. А отец опять завопил: «Дура! Твоё личное пространство — это семья! Немедленно возвращайся к Владику и родите, наконец, мне внука!» «Это ты называешь личным пространством? Возвращаюсь из отпуска, а они тут собрались вчетвером и командуют каким способом мне перед Владиком ноги раздвигать, внук им, видите ли, нужен. Тошнит меня от вашего Владика! Я замуж за него вышла, чтобы из дома выбраться! Для меня с самого рождения «семья» и «тюрьма» — синонимы. Как я завидовала своим сверстницам, которые у родителей красавицы и умницы! Я-то у вас дура да уродина. Ишь ты, «роди мне»! Да если я когда-нибудь рожу… не от Владика, конечно… неужели ты думаешь, что я вас к своей кровиночке подпущу? Мой ребёнок будет жить в любви!» Мать схватилась за сердце: «Услышать такое от родной дочери!» Наташа дёрнулась к ней, но вспомнила слова Эдика и бросила: «Пап, вызывай скорую, я в медицине ничего не понимаю». Отец ещё что-то кричал вслед, а она уже летела по лестнице вниз.

Всё ещё не остывшая, Наташа скинула куртку на вешалку и прошла в комнату. Римма что-то почувствовала, потому что встала и сказала: «Олечка, чаю» и обняла её. «Римма Ивановна, а ведь насчёт мыльной оперы вы правы оказались. Он нам не родня». Всхлипнула сразу всё понявшая Оля: «Бедный мой мальчик». «Тётя Оля, Саша знал! Он нам о знакомстве в донорском центре рассказывал не просто так». «Он просил позаботиться о сыне, а я…» «Тётя Оля, Саша любил свою жену и своего… как сказать… пасынка. Вы хотели участвовать в воспитании ребёнка, но его родная мать воспротивилась. Он вырос таким, каким она его воспитала, вашей вины тут нет. А вы принимали участие в воспитании детей ваших друзей. Они тоже не идеальными выросли, — тут Эдик хмыкнул. — Да, Эдик, ты циник и хам. Но не подлец. В том числе и благодаря тёте Оле». Эдик подошёл к Оле, обнял её и сказал: «Тётя Оля, спасибо тебе, что я не подлец. А можно цинику и хаму ватрушечку взять?» «Господи, мы же чай пить собрались! Иди, Эдик, включи чайник».

В зале народ звенел ложками, а Наташа сидела в дяди Петиной спальне и бубнила: «Дед, ну, не обращай внимания! Ты что, племянника своего не знаешь? Он всем окружающим жизненный план от рождения и до смерти начертал. Сейчас я ему внука должна родить… что плохого? Я ему щенка не доверю, не то что ребёнка. Буратино ему деревянного, а не человека. Пусть ножом стругает, пусть топориком тюкает. Пусть обзывает дурой, шлюхой, уродиной! И мама такая же! Сказать? Она меня на первом курсе к гинекологу водила на девственность проверять. Вот, представь себе! Нет у меня privacy, как вы это называете. Ничего не хочу, одна жить хочу! Я с работы прихожу, ванну наливаю и балдею. Никто не стучится, никто не требует немедленно открыть, посуду помыть, мусор выкинуть! Он тебе про паршивца, про так называемого внука не рассказал? Я им соврала, что твой адвокат экспертизу сделал… ага, он тебе про третью группу сказал? Хорошо, что он не наш, папаша мой дуболом, но не подлец, как этот. Тёти Олина подруга назвала это мыльной оперой, потому что в жизни чаще именно родные предают. Дед, я счастлива в одиночестве, ей-богу! А ты приезжай. Вправду, что тебе стоит? Несколько часов на самолёте — и ты на родине. Не верю, что ты по Питеру не тоскуешь».

В коридоре её ждал Эдик: «Что, правда, что ли, проверяла на девственность?» «Хамло!» «Я ей ватрушечку припас, а она обзывается!»

Глава пятая. ДУРАЦКАЯ ИСТОРИЯ

Не дойдя до своего подъезда, Людмила Васильевна вытащила телефон из сумки: «Инна, ты дома? Не возражаешь, я зайду?» и свернула в арку. Помахала рукой, зная, что где-то над ней камера. Дверь пискнула, она вошла. До недавнего времени Инна гоняла по ступенькам, чтобы открыть гостям. Только прошлой осенью Асояны, дед и внук, установили электронный замок и скрытую камеру, чтобы Инне не спускаться на каждый звонок. Людмила Васильевна даже загорелась сделать у себя так же, но потом, узнав стоимость, передумала. Но всё равно снова с завистью покосилась на экранчик у двери, на котором висело две картинки: вид от двери, подаваемый от дверного глазка и вид сверху — от камеры, которую Людмила Васильевна всё никак не могла обнаружить на своде арки. Войдя в кухню-столовую, как всегда, вздохнула: «Как у тебя стильно! А люстра! Антиквариат?» Убирая какие-то бумаги, Инна ответила: «Нет, конечно, но очень удачная стилизация, сама любуюсь».