Золотая кровь

Деревянные утробы кораблей, навечно пришвартованных в бухте, служили Рыбному королю складами, где хранились товары, прибывшие со всего света, и те, которые должны были отправиться из Акадии в другие страны. Между этими складами, словно пауки-ткачи, люди Тибурона соорудили навесные мосты, соединив все корабли так, что они сплелись в единую сеть. Лодки сновали туда-сюда, шла погрузка и разгрузка, и жизнь в Байя Перла била ключом. Но, если намечалась облава или рейды жандармов, снасти, поддерживающие мосты и сходни, просто обрубали топором и затапливали, люки задраивали, лодки уходили за волнорез, и бухта снова превращалась в кладбище кораблей без малейших признаков жизни.

А облавы и рейды Рыбный король с удивительной прозорливостью предвидел наперёд и всегда был к ним готов.

В своём деле Тибурон добился немалых успехов. Раньше Эмбер не задумывалась, откуда у него такая власть в Лагуне, и на кого он на самом деле работает. И, лишь посетив сегодня сенат, поняла, что Рыбный король никогда бы не создал такую непотопляемую организацию без поддержки кого-то наверху. И его предвидение и прозорливость − это не просто чутьё, а вовремя полученная информация. Ведь не будь дураком, он всегда оставлял на входе в бухту пару лодок с краденным товаром, чтобы жандармы не возвращались с пустыми руками, и кто-то там, наверху, мог бы с гордостью доложить в сенате, как много делается для пресечения контрабанды в порту.

Но, кроме этого торгового предприятия, Тибурон вёл и другие дела, одно из которых и привело к нему сегодня Эмбер.

Она шла по отполированной волнами гальке, между гранитных камней, загромождавших вход в бухту Байя Перла по суше, к старому пирсу, с которого начинались владения Рыбного короля. Слышала крики чаек и знала, что это надрываются истошно вовсе не птицы, это перекликаются дозорные, сообщая, что идёт свой, а не чужак.

− А-а-а, ми корасон! — услышала она надтреснутый голос, который проблеял откуда-то сверху, едва она вынырнула из-за камней. — А я-то всё гадал, придёшь ты или не придёшь!

Эмбер подняла голову и увидела дона Сапо, сидящего на сходнях старого корабля, пришвартованного у пирса первым.

Вот же слизняк!

− Ну, так я же сказала, что подумаю. Вот и подумала. Но ты не радуйся, твоей заслуги тут на рыбью чешуйку, иди и спроси у хозяина, готов ли он меня принять, − оборвала его Эмбер, и, видя, как дон Сапо спрыгнул и оказался рядом, выставила руку вперёд и добавила жёстко: − Только не липни, а то отведаешь ножа.

− Ладно, ладно, ми анхелито! Не горячись ты так, я же по-дружески…

− Таких друзей… иди-иди, не приставай, − буркнула Эмбер, делая шаг в сторону.

Дон Сапо сунул руки в карманы полосатых штанов и, слегка припадая на одну ногу, шустро проскользнул по пирсу к одному из кораблей.

На старых мачтах, давно лишившихся парусов и снастей, в корзине дозорного, словно гриб-поганка на ветвях засохшего дерева, сидел один из соглядатаев Тибурона. Он выполнял ту же роль, что и вперёдсмотрящий на пиратском судне − выискивал возможную опасность или добычу. И стоило ему свистнуть особым образом, как все обитатели бухты бросались врассыпную и бежали, кто куда, спасаясь, как крысы.

Но Эмбер не представляла опасности. В каком-то смысле она была здесь своей, пусть больше и не служила Рыбному королю. Когда-то, уйдя от шамана Монгво и вернувшись обратно в город, она начинала здесь, среди этих мёртвых кораблей. Сначала принимала корзины с альфидиями и сортировала моллюсков, потом отправляла их в садки на доращивание. А когда Тибурон выяснил, что она умеет писать аккуратно и грамотно, то посадил её подделывать таможенные документы, расписки и санитарные разрешения. Много чего она повидала здесь. И сейчас, войдя в капитанскую каюту и застав Тибурона в том же кресле из красного дерева и за тем же столом, она испытала то же самое чувство, что и увидев его впервые — ощущение, будто по телу ползут липкие щупальца осьминога.