Слова могут быть лживы, но аура никогда не лжёт. И хотя Его светлость принял очень дорогие защитные меры и был уверен, что никакому эйфайру не под силу что-либо о нём узнать, но её он точно недооценил. Сейчас он думает, что она ест у него из рук, что деньги для неё решают всё. И это отчасти правда. Но теперь всё встало на свои места. Истинный подтекст его слов: «Ты должна исчезнуть» она поняла совершенно чётко. Людям сложно маскировать свои страсти. И если ты очень хочешь чем-то обладать, если думаешь об этом постоянно — это никуда не спрячешь. Всё равно в ауре это будет видно. Как бы граф ни изображал безразличие, когда он говорил о камне, Эмбер видела над ним яркие всполохи, точно молнии. Этот камень важен для него. Крайне важен.
Именно поэтому он так старательно её прикармливает − ради этого камня. Но он всё хочет контролировать. Он слишком хороший интриган и понимает, что лишние посредники и свидетели − это опасность. Они могут предать, продать, проболтаться. Вот он и приходит к ней на встречи сам, чтобы ни у кого потом не осталась средства для шантажа. Если никто не будет знать, что она для него делала, никто не сможет воспользоваться этим против него.
И в этот момент она совершенно чётко поняла, что после того, как добудет Сердце Ангела, её, скорее всего, отправят в болото, на корм крокодилам. Потому его светлость так откровенен сейчас, потому и не скрывает своего лица и обещает баснословную сумму. Но он не знает, что она не только первоклассная воровка, но и имеет множество лиц, которые он не в силах прочитать. И что защитные меры, которые он принял, помогли бы против Люка, но не против неё, и сейчас в его ауре, как на ладони, она видит будущее, которое он ей уготовил.
— Благодарю, Ваша светлость! Вы же знаете, уехать на Западное побережье — моя давняя мечта!
Она моргнула и снова улыбнулась, слегка растерянно, создавая иллюзию того, что уже представила себя уезжающей из Акадии с горой денег в саквояже. Главное — это честность. Граф не заподозрит фальши, и его белый оникс в перстне, который должен подсказывать, лжёт собеседник или нет, сейчас ему не помощник. Ведь Эмбер не лжёт. Она и правда убралась бы из этого города. Правда… не совсем так, как предполагает Его светлость.
— Ну вот, хорошо, когда желаемое совпадает с неизбежным — это ли не счастье? — граф похлопал рукой по подлокотнику кресла. — И вот ещё, Эми. Ты, верно, думаешь — граф очень богат, а опустился до кражи какого-то бриллианта. Я хочу, чтобы ты знала, почему я это делаю. Этот камень — фамильное наследие. Мой прадед подарил его на свадьбу моей прабабушке. Этот камень освятил сам падре Сильвио, в честь которого назвали и меня. Но потом в силу трагических обстоятельств и нечистоплотности некоторых людей, чьи имена я не могу назвать, чтобы не запятнать свою честь, этот камень был похищен из нашей семьи. И мой дед поклялся, что каждый потомок мужского пола будет искать семейную реликвию, пока не вернёт её в лоно семьи Морено. Я предлагал дону Алехандро сумму, втрое превышающую стоимость камня, и объяснял его важность для нашей семьи, но, к сожалению, так и не был понят. Увы, я должен вернуть этот камень — это долг чести.
— Я понимаю, сеньор, — Эмбер склонила голову в знак уважения, — вы не можете поступить иначе, не предав память предков.
— Всё верно, Эми. Ты правильно понимаешь, что означают семейные традиции и клятвы, — граф встал, провёл руками по переливающемуся атласу жилета, разглаживая складочки, и поправил шейный платок, и без того безупречно задрапированный. — Сколько времени тебе понадобится, чтобы быть уверенной в том, что ты справишься?
— Несколько дней, чтобы всё разведать и купить необходимое. Через пару дней я смогу назвать точное время и что ещё мне может понадобиться.
— Через два дня, в это же время, здесь же, — ответил граф. — Не разочаруй меня, Эми.
— Я вас не разочарую, сеньор! Мысль о домике в Ачупите будет питать моё стремление, — ответила она воодушевлённо и выгребла содержимое шкатулки.
Пусть граф думает, что она уже распланировала, как потратит пятьдесят тысяч эскудо.
Когда она вышла в калитку на улицу Боскоджо, было уже темно. Пройдя немного, она остановилась под кустом голубого жасмина, чьё благоухание разливалось вокруг лёгким облаком, и прислонилась к чугунной ограде чьего-то сада.
После графа хотелось искупаться под водопадом. Смыть с себя его липкую золотую сладость, которой было пропитано всё вокруг. Сам граф точно фружере* — медовый десерт с орехами и меренгой, залитый сладким яблочным соусом и посыпанный сахарной пудрой. Липко даже от одного только вида. И, хотя она не потратила много сил на сопротивление его любопытству, ощущение всё равно осталось мерзейшее.