Золотая Ладья

— Смотри лучше, — заворчал Радан. Он недоверчиво склонился над землей, провел рукой по мху и корням ситника. Лицо варяга вытянулось. Дальше от места, на котором обрывалась лесная тропа, начинались завалы колючего вереска, гнилые коряги, источенные червем, и непролазные кустоши можжевельника.

— Не могли же кони перелететь по воздуху через такое препятствие, — пробормотал Инту, оглядываясь по сторонам. — Для этого у них должны были вырости крылья.

— Боюсь, тут не обошлось без помощи Лесного Хозяина, — суеверно промолвил Тойво.

Некоторое время хирдманны беспомощно топтались среди ветвей и древесных колод, не понимая, что им делать дальше.

— Остается только довериться случаю, — заметил Энунд. — Или воле богов.

Пререканий не последовало. Все пятеро направились в обход завалов, на полуденную сторону, и шли среди лишайников и бесконечного ельника, пока не стемнело. Начали ухать совы.

— Встанем на привал, — объявил Раздвоенная Секира. — Чтобы путь наш не превратился в Хельвегр, дорогу без возврата.

Хирдманны выбрали наиболее защищенное место на пригорке, окружив себя несколькими поваленными древесными стволами. Энунд велел нести сменный дозор каждому из Братьев, пока спят остальные. Первым охранять покой товарищей заступил Воила.

Сумрак укутал бор, растопив очертания деревьев и кустов. Энунд почти сразу различил мерное дыхание заснувших товарищей, утомленных дневным переходом. Однако сам сын Торна Белого заснуть не успел. Едва он смежил веки, как установившуюся тишину разорвал звериный рык. Молодой хирдманн встрепенулся, схватившись за меч. Возле пригорка затрещал вереск.

— Ты слышал? — окликнул Энунд Воилу.

— Это рысь, — отозвался варяг. — По голосу — совсем старая.

— Держи секиру наготове, — посоветовал Энунд. — Она где-то рядом.

— У нас на Ладоге говорят, что рысь — зверь непростой, — Воила усмехнулся. — Рысью становится волчица, которая пять раз подряд приносит приплод. От такого зверя добра не жди…

— Чем же опасна рысь?

— Мудрая, все мысли человека видит. Убить старую рысь непросто.

Рык повторился, разбудив остальных хирдманнов. Неожиданно на голос старой хищницы откликнулись две другие рыси с разных сторон пригорка.

— Уж не стая ли? — обеспокоился Энунд, поднимаясь на ноги.

— Рыси стаями не ходят, — возразил Воила. — Если только это не оборотни, охочие до человечьей крови.

Остатки сна быстро слетели с Братьев. Удерживая в руках клинки и топоры, настороженно слушали все усиливающийся звериный рык, порою переходящий в надсадный скрежет. Насчитали трех хищников, которые явно рыскали вокруг пригорка, не отходя далеко.

— Если зажечь огниво, я могу снять стрелой одну из них, — предложил Тойво.

— Нет, — Энунд покачал головой. — Огнем себя выдадим. Неизвестно, как далеко воины Званимира.

— Твоя правда, — поддержал Радан. — Дозорные люди во всех словенских родах смышленые. С верхов деревьев службу несут, на несколько верст зрят. А уж у лесных племен они в каждом перелеске.

Пока хирдманны совещались, звериные звуки как будто притихли. До утра покой Братьев никто больше не потревожил. На рассвете, наскоро перекусив кусками вяленой конины, решили продолжить путь. Спустившись с пригорка, Воила вдруг недоуменно остановился. Он увидел россыпи черных грибов, петлей опоясывавших место ночного пристанища хирдманнов.

— Вчера здесь этих грибов не было, — проговорил он, хмурясь.

— Что с того? — равнодушно спросил Энунд.

— Это Ведьмин Круг, — пояснил Радан.

— Что это значит?

— То, что ночные рыси не звери, а люди. Бабы-волхвицы. Это для нас много хуже.

Тем временем фины разглядывали стволы ближних сосен и елей. Кора на некоторых была содрана, луб глубоко прорезали следы острых когтей.

— Если они люди, то как могли оставить такие отметины? — недоуменно покачал головой Энунд.

— Для умеющих волошить поменять обличье — что для нас одежу, — невесело сказал Воила. — Видать, Старая Рысь эти края держит. Под ней наверняка и анчутки[130], и шишуги[131] местные — вся лесная нечисть. Тут уж не знаю, от кого для нас угроза больше: от нее с ее лесной силой, или от воев радимичей.

Когда Братья снова двинулись по тропам бора, в словах варяга пришлось убедиться всем. Теперь хирдманнов сопровождали постоянные шорохи, скрипы, а иногда — протяжный вой, не похожий ни на звериный, ни на человеческий.

— Все маги и колдуны, что живут в лесах — существа особой породы, — выссказал Инту. — Все они не от мира, безумны и непонятны.

— Почему безумны? — спросил Энунд.

— За знания, которые дает Лес, приходиться платить высокую цену. Лес забирает все человеческое. Вот и скитаются волхвиты меж разных миров, не приживаясь ни в одном. Как беспризорники…

Сыну Торна Белого по-прежнему было не все понятно.

— Какие же знания могут дать эти непролазные леса?

— Самые разные, — ответил Инту. — Вот возьми деревья. Все их корни уходят в нижний мир, где живут подземные племена и народы. Знающий маг через те корни, как через врата, спускается в подземье и странствует в дивном краю, где нет ни старости, ни смерти. Деревья могут многое показать. Учат и лесные ручьи, что в себе память богов держат, и тени.