— Ведь у всех этих товарищей, аферу которых я раскрыл, имеется некая перевалочная база, где они хранят свои ценности, выкопанные из земли. Они ведь не могут сразу же перебросить их по нужному адресу, тем более что сразу и не знают, куда и что везти. А лишний раз рисковать, что задержат со всем этим археологическим добром, — не в духе этих ребят, «черных археологов». Я их, конечно, обезглавил, снял верхушку мафии, которая функционировала буквально за моей спиной… но чтобы окончательно прекратить этот беспредел в здешних краях, нужно найти Родиона, нужно найти Лужина, последнего артистовского прихвостня, и — главное! — нужно решить вопрос с Ключом. С тем самым Ключниковым, он же Семафор, он же Ключ, досье на которого вы сегодня читали.
— Если судить по этому досье, — без особого энтузиазма сказала я, — этим Ключом могут разве что на том свете заинтересоваться. До свидания, Борис Сергеевич.
Он мутно смотрел мне вслед… Ох, не нравится мне этот взгляд!
Внезапная мысль пришла мне в голову. Это что же выходит? Уваров убит, пусть даже Родионом, убит по причинам, пока еще непонятным мне. На следующий день Родион появляется в лагере. Он мрачен, задумчив, намекает на возможность моего приезда, а потом и вовсе говорит об этом прямо. Потом Родион пропадает. На месте его исчезновения — в доме Егеря, где Шульгин, собственно, ждал хозяина — в луже крови обнаруживается локон волос, вне всякого сомнения, Родиону принадлежащих. Вот такова последовательность событий, развернувшихся здесь, и вполне можно выстроить цепь, где одно событие логично вытекает из другого.
И только одна маленькая деталь. Одна маленькая деталь мешает. Она мала, но назойлива, подобно комару. И никак не избавиться. Казалось бы, мало ли тебе, Пантера, других проблем, мало ли произошло всего, что всколыхнуло, взбаламутило ряску этого, казалось бы, тихого и невозмутимого, как маленькое болотце, города. Да вот только в тихом омуте… Да. Я отмахнулась от дурацкой мысли, хотела думать о последних словах Артиста, о его связях с Родионом, о том, что он сказал о Коле Кудрявцеве, и о том, чем Коля Кудрявцев якобы занимался. О том, кстати говоря, кто с благословения Артиста хотел убить меня вчера вечером, кто и зачем собирался выкрасть тело Кудрявцева из киевского морга. Из-за чего погиб сам Кудрявцев, если на теле его не оказалось никаких повреждений? Вот что важно, а уж никак не эта мыслишка, не назойливый этот комарик, который неотвязно жужжал в голове.
Но черт побери, пусть я дура, но тогда пускай мне объяснят, откуда на полу в домике Егеря прядь волос Родиона, довольно длинная, волнистая, не одну неделю ращенная, если за несколько часов до того, в ночь, точнее, в утро убийства Уварова, Родион был коротко острижен? Это может значить только одно: прядь вовсе не в борьбе вырвали, как я предполагала изначально, — нет, отнюдь нет, ее бросили туда нарочно, предумышленно!
Кто? С какой целью?
Вот то единственное соображение, которое рушило цепь многих умозаключений. Хотя что толку говорить о «единственности» того или иного соображения, если каждый день происходят события, переворачивающие с ног на голову решительно все, и уже не знаешь, чего ждать на следующий день. К примеру, вот перечень событий, проистекших меньше чем за одни календарные сутки, событий, внешне одно к другому не совсем относящихся: покушение на меня в Нарецке, близ съемной квартиры; попытка выкрасть тело Николая Кудрявцева (!) из киевского морга; звонок Бориса Сергеевича Злова; признания Козлова о причастности Кудрявцева и Шульгина к деятельности некой группы, контролирующей так называемых «черных археологов»; и, наконец, убийство Артиста, Ивана Козлова, у меня на глазах. Мало? Так то ли еще будет.
18
Так прошли еще одни сутки. Потом еще одни. Не могу сказать, что все это время я позорно бездействовала, однако никакими зримыми результатами похвастаться не могла. Я изучила список тех достопримечательностей, которые привлекают «черных» больше всего. Список открывался легендарной Ольвией, которая находилась поблизости, километрах в сорока от Николаева, древнегреческим городом Тирой; продолжали список более мелкие объекты, среди которых были разнообразные скифские, сарматские и прочие могильники, курганы. Пару раз ловила себя на мыслях, что занимаюсь не тем. Попыталась найти Егеря, но его не оказалось дома, а ожидания ни к чему не привели. Я даже предприняла попытки обшарить побережье в поисках тех, кого именуют «черными археологами», решила навести справки в местных архивах, однако везде натыкалась на скрытое, но явно недоброжелательное противодействие. О «черных» в Нарецке никто не хотел разговаривать. В одном месте я сгоряча упомянула фамилию Артиста, Ивана Козлова, так на меня взглянули, как на полоумную, и выставили прочь. Да, никто не помогал.