Золотая лоция

— Червённый морок.

— С цветом? — спросил Креп, косясь на книгу: не раскрыть ли?

— Без. И стебель на четыре, — озадаченно покачал головой Рагдай. — Люпусус.

— Странно. Смотри — варяги. — Креп поднял глаза на Вишену с Эйнаром.

— Вижу, — не поднимая головы, отозвался кудесник, травяным веником отмахнув ото лба мошек.

— Где всё утро пропадал? — Вишена двинулся к Рагдаю, ступни заскользили вниз по песку и гальке. — Стовов искал тебя. Всё спрашивал.

— Пытал я Миробада. Что, как, отчего. Отчего франки сами не покарают своего предателя. — Рагдай оглядел конунга от макушки до пят. — Грудь саднит?

— Нет. Прошло всё. Хвала Одину.

Вишена двинулся вслед за Рагдаем. Когда тот оказался у замшелого валуна и опёрся на него локтем, конунг сел на кочку, по степному скрестив ноги. Креп застыл рядом, Эйнар чуть в отдалении вышагивал взад вперёд.

— Тёплый, хороший камень. — Рагдай похлопал по каменной глади. — Стовов уже напутствовал стреблян?

— Ещё как! — отозвался Эйнар. — Сам к просинцу решил вернуться. Потом бараноголовый его Семик говорил: будете злые дела против Стовова творить, вернёмся — всех перережем. Доброе такое напутствие.

— У Стовова ночью жар был, — задумчиво сказал Рагдай. — Теперь видения. Хуже, что у него теперь ни золота, ни серебра нет. Из гордости отдал Миробаду за пищу последнее. Теперь только кольца с мечников снимать. Про просинец он зря говорил. Недолго уже.

— Хорошо, если твоё золото — правда.

Вишена оглянулся в ту сторону, куда Стовов указывал пальцем, стоя на щите.

— Правда, правда, — покачал головой Рагдай. — Только оно как Драупнир на пальце Одина. Видеть его мало, нужно ещё взять и живым при этом остаться.

— Так плохо? — встрепенулся Эйнар и даже остановился. — Что Миробад сказал?

— Миробад ходил неподалёку, тайком от своих раздевался, оглядывал себя… Язвы чумные искал на коже. После Ждяра. Три дня назад.

— Это когда он девку ту худую схватил, а у неё под рубахой гнойники с кулак? — наклонил голову Вишена. — Её прикололи потом.

— Точно. Искал на себе заразу, — кивнул Рагдай. — Я выпотрошу его голову. Слабая у него голова и язык слабый.

Протрубил трижды рог. Было видно, как стребляне карабкаются в сёдла, укладывают на лошадей раненых. Проводник в тканой шапочке трогает коня с места.

— Уходят в обратный путь. — Креп положил книгу на камень, опёрся о копьё, прислонившись щекой к острию наконечника. — Дойдут ли?

Рагдай кивнул:

— Почти все.

— А мы дойдём? — Вишена испытующе уставился на кудесника.

— У каждого свой путь. Все дойдут, — уклонился от прямого ответа Рагдай и весело добавил: — Стребляне развлекали меня. Одна ловля сома в Горле, с поджиганием стреженя многого стоит. Веселее, чем маски в Царьграде.

— Не знаю… Что там весёлого, — хмуро сказал Вишена.

Стребляне нестройно двинулись за проводником. Одни оборачивались. Другие сидели понуро горбясь. Лошадиный шаг тряс их шкуры и соломенные волосы. Они уходили. Молча. Домой.

— Пускай уходят. Шуму от них больше, чем пользы… — пробурчал Эйнар и осёкся от быстрого, недоброго взгляда Крепа.

— Лесные они, — цокнул языком Рагдай. — Тут им как соколу в бочке. Кони, горы, холмы. Хуже всего кони.

— Ненавижу коней, — согласился Эйнар, отворачиваясь от Крепа. — Я падал два раза с лошади. На спину.

— С лошади всегда падают на спину, — буркнул Креп. — Клянусь небом.

— А Миробад этот, краснолицый? — Вишена закрылся ладонью, не то от солнечного блика, не то чтоб не видеть стреблянские спины. — Что он?

— Скоро увидят Вожну, Стоход, Стовград. — Рагдай, будто не услышав вопроса, закрыл глаза. Ему было видение: через каменные пороги Моста Русалок Стоход выносил пенные струи в степенную Вожну, перемешивал свою прозрачную, как лёд, воду с желтоватыми, илистыми потоками. На дальнем крутом берегу Вожны начинался чащобный лес. Начинался как стена. Он медленно, волнами, поднимался к линии неба: неровные пятна и полосы разномастной листвы и хвои. Эти волны жили ветром, тенями облаков, дымами. Правее, где во многих днях пути был Полтеск, небо делилось надвое: сверху ясная синь, внизу серо сизое полотно. Ливень…

Вишена поднялся так, словно за его спиной выросли три десятка воинов, отставил ногу, протянул руку, положил её на косое плечо чернокнижника:

— Рагдай, кудесник Медведь горы, хранитель книг Жизни и Смерти, принимающий звериное обличье и разящий взглядом, скажи, что ты узнал от франконского конунга?

Веки Рагдая дрогнули.

— Заклинаю тебя всеми богами Асгарда. — Вишена набычил голову. — Мы в походе уже четыре месяца. Кончается лето. Скоро льды отрежут нам дорогу домой. Мы оставили ладью, мы шли горами, мы бились и потеряли товарищей. Теперь возвращаются стребляне. Путь не кончается. Мы идём только потому, что ты говоришь нам идти. Клянусь страстью Гулльвейт, если ты обманываешь нас, я сам убью тебя.

Рагдай открыл глаза. Конунг Вишена Стреблянин отдёрнул руку. Эйнар встал за его спиной, Креп оторвал локоть от валуна и взял копьё.

— Может быть, Фарлаф или Свивельд убьют тебя раньше, если золото окажется выдумкой.

Зловеще улыбнулся кудесник: