Золотая лоция

Он долго рассказывал про ценность лошадей, про то, с какими предосторожностями и почётом князь их доставил их хазарских земель прекрасного коня, и ездил на нём только в торжественных случаях, и даже в бой на нём не ездил. А когда конь умер, то по северному обычаю положил его в могилу с двумя слугами, что заботились о нём, кормили и чистили, и насыпал над ним курган. Со вздохом зависти он слушал о том, что полтески и бурурндеи и сеют много лошадей, и не то, что сражаются верхом, но и пашут на них, лодки тянут, и быков вовсе для этого не используют. Вирник рассказывал про варягов пришедших осенью менять янтарь, железо, топоры, ножи и гвозди на мех и мёд и пшеницу. На пристани случилась с ними драка из-за обид словесных. Одного кузнеца словенского зарезали, и трёх варягов ранили. Лодки их ночью порубили. Так потом они пришла с дружиной мстить, но случились сильные холода, князь их в город не пустил, все попытки отбил, многих ранил, а потом их лодки вмёрзли в лёд. Они пошли тогда на Ладогу берегом да ночью и замёрзли все тридцать воинов. А выкуп, что Водополк уже было приготовил, был десять соболей, бочка мёда, пять рабов и десять золотых безанов. На эти средства князь потом в Ладоге своей жене хоромы резьбой украсил и сусальным золотом покрыл, как у греческого императора чтобы было. А вообще трудно стало жить в поволховье. Весь дремучая беспокоит набегами, чудь приходит зимой по льду. Волхвы их во всех не урожаях и морах скотины и зверья, обвиняют кривичей и словен, пришедших с запада и русов, пришедших с юга. Только человеческие жертвы пришельцев, способны, как они говорят, вернуть расположение небесного бога. Нападают на рыбаков и собирателей болотного железа, на пастухов, крадут детей. А всем говорят, что это разгневанный водяной, полянцы и кикиморы, не скованные нужными заклинаниями, похищают и едят детей кривичей, вспарывают чёлнами днища каменными когтями, убивают полуденным жаром на пашне и жгут чащи молниями. Прошлым летом князь Водополк изловил нескольких волхвов чуди и сжёг их живьём перед капищем Ярилы. После этого всё время шли дожди, но урожай пшеницы был хороший, а княгиня родила в Каменной Ладоге мальчика-княжича Земвольда.

Снаружи послышались отчаянные женские крики, ругань Семика, и звуки, словно ломали молодые деревца.

— Посмотри, что там, куда там Семик делся, что за шум, — сказал князь Ломоносу.

Тот поднялся медленно, как гора, прихватил со стола лепёшку, обмакнул в сметану, целиком запихнул её в рот, и стал пробираться к двери на лестницу.

Чагода после второго кувшина медовой браги перестал связать нормально слова, и его словенский говор стал почти непонятен. Он часто плевал на дощатый пол, хватал за руки служанок, и важно кивал в ответ на рассказ Стовова о том, что в Каменной Ладоге, в городе Просуни, Дорогобуже и Стовграде жизнь не лучше стала, чем вокруг Ладоги и Ильменя. Закончилось славное вольное время, когда можно было селиться к востоку от Нерли на спокойных землях, занятые только нечистью и отдельным безобидными семьями почти не говорящих на осознанно языке охотников, вооружёнными лишь дубинками. Теперь появляются вместе с прусскими торговцами и куршами норманны и варяги, норовят разорить все селения, где нет воинов. Если нет добычи, уводят в рабство людей, а люди самим очень нужны, чтобы заселять Стовград, особенно железных дел мастера, охотники и смолокуры. Иногда появляются учёные греки с крестами на груди, и с писаниями, и говорят, что мы в неправильных богов верим, а есть более правильный бог, и только он спаситель, а остальные нет. Приходится их гнать жестоко, а если не уходят, то и убивать. Мурома и стребляне заходят от Москвы, Ламы, Нары по Стоходу на к Каменной Ладоге на лодках, и крадут скот, разоряют борти, снимают пшеницу, а каждый стреблянский старейшина, норовит называться князем, и кого-нибудь обложить данью. Стовов говорил о прекрасном шёлке из Синьского царства, о том, что бурундеи получающие его у хазар, могут начать торговлю им по Янтарному чёрный мор, если будет порядок от Оки до Невы. Сейчас за шёлк в норманнской Бирке и варяжской земле платят на вес золота, а в бурундейской Резани, где менялы издревле режут дирхемы и гривны на мелкие резаны, шёлк пртжают только на вес серебра, то есть в двадцать раз дешевле. Значит, можно брать шёлк в Резани и продавать в Бирке, и только на одном шёлке сильно разбогатеть. Этот товар лёгкий, не портится от воды, и его хазары много привозят на Кавказ, а на севере он у знати в большом почёте.

— Всё бы у нас хорошо, и земля обширна и богата, только порядка в ней нет, — сказал напоследок князь.

Он не стал больше говорить вирнику о способах постройки лодок на продажу у стреблян, о германских мечах и топорах, что крепче норманнских, о двоежёнстве у веси и мери, о соколах для охоты, просяной муке, прядильнях для льна, и раннем севе пшеницы. Чагода упал лицом на грибы и храпел, сонно причмокивая. Князь обернулся к двери. Ломонос, занимая своим телом весь проём, с кривой ухмылкой сказал:

— Выйди, князь, стребляне местных бьют!