Золотая моль

Это его младшая научила. А ведь его любимица, но сегодня все они под дуду матери поют: «Много пьешь, много пьешь». Если не пить — с ума сойдешь.

Холодная водка пошла хорошо, огурчиком ее утрамбовать, котлеткой прижать…

— Сам дурак, — сказал он попугаю. — Кого слушаешь? Нас в доме всего два мужика против трех баб да одной суки, и ты туда же!

Попугай затрепыхал крыльями.

— А, полетать захотел, — водка уже оказала свою силу, и Хьюстунов, пошатнувшись, встал, открыл клетку.

Обрадованный Тошка кругами залетал по комнате.

Хьюст налил себе второй стакан, поискал глазами попугая. Тот уселся на гардине и деловито чистил перья, изредка повторяя:

— Пьянь… дуррак!

— Еще раз скажешь — опять на нары посажу! — пригрозил хозяин. — Ну, чтоб дети грому не боялись!

Потом он долго рассказывал Тошке о своих обидах: работа каторжная, получка нищенская, да еще всем угодить надо, но вот он их уделает. Возьмет да и опубликует эту статью.

Попугай раздражал, и в конце концов Хьюст решил загнать его опять в клетку. Встал на стул и стал дергать за штору.

— Иди домой, Тошка, вот я тебя!

Стул покачнулся, Хьюст упал, и сорвавшаяся гардина крепко приложила его по лбу.

Перепуганный Тошка в мгновение ока очутился в клетке.

— Мать твою… — Хьюстунов чувствовал, как прямо на глазах набухает фингал.

А тут и театралы заявились. Жена, обозрев картину, подбоченилась:

— Прогрессируем, Вася? Уже и мебель крушишь.

— Я не Вася, — пробормотал засыпающий Хьюст.

Зато утром он получил все сполна. С дикой головной болью, с раздражением на жену, а еще больше на себя, вошел в кабинет.

Вспомнил о злополучной статье и решительно написал прямо на оригинале: «В набор! Первая полоса».

Пропадать так с музыкой.

— Да вы что, — растерялся секретарь. — Первая полоса забита.

— Снимай любой материал. Да, — вспомнил он, — и тираж измени!

Так вот зачастую самое ничтожное событие способно изменить ход истории, а мелкая мерзость быта может вдохновить на гражданский подвиг.

Сразу же после выхода номера редактора уволили «по окончании контракта», хотя ранее об увольнении и речи не было, как не было и самого контракта. Но погрустить и пожалеть себя по этому поводу Хьюст не успел. В тот же день ему предложили должность в пресс-центре представителя президента с втрое большим окладом и куда меньшими обязанностями. Им как раз потребовался такой принципиальный и храбрый журналист.

Таким оборотом дела домашние остались очень даже довольны, а жена так расцеловала его с прямо-таки девичьей страстью.

— Ты у меня герой! На работе все только о тебе и говорят.

Правда, сказала она это только после того, как узнала о новом назначении мужа.

Но настоящим виновником событий все-таки был Тошка. Не взлети он на гардину…

Понятно, что единственным человеком, заслужившим право на гонорар, был сам Хьюст. Но это и правильно. Он все-таки рисковал.

И очень многим!

Через два дня, после обмыва с новыми коллегами своей новой должности, Хьюст присвистывая вошел в подъезд собственного дома — башни на Горького. Дожидаясь лифта, — подниматься ему на седьмой этаж не хотелось, — он и не обратил внимания на вошедшую за ним пару. Парень лет тридцати еле плелся, пооддерживаемый своей более трезвой подругой, а на площадке, запнувшись о ступеньку, и вовсе упал.

— Ой, — обрадованно, как старому знакомому, сказала Хью-сту девчонка. — Как хорошо, что я вас встретила! Помогите мне Артурчика в лифт затаранить.

— Му, — соглашаясь, промычал парень, но когда Хьюст наклонился над ним, в лицо ему ударила едкая струя, и он, покачавшись как бы в нерешительности, через минуту плавно опустился на то место, где только что находился парень.

Примерно через час сердобольные соседи вызвали скорую, и он попал домой. Но долларов в дипломате (все эти дни он так и носил свой гонорар), увы, не оказалось.

В милицию Хьюст заявлять не стал. Милиция сама пришла к нему.

— У вас случайно ничего не пропадало в ближайшее время?

Следователь Дроченко считал себя поднаторевшим в своем деле и уже бумаги разложил на рабочем столе, готовясь записывать.

— А у вас что, есть мое заявление? — спросил Хьюст.

— Да заявления нет, — замялся следователь. Не рассказывать же, в самом деле, что задержанный при попытке сбыть фальшивые доллары рецидивист Лим показал, что доллары эти он вытащил у какого-то лоха в подъезде башни, где живет очень на этого лоха похожий Хьюст.

— А вот такого-то числа вам в подъезде плохо не было? — сверился со своими записями Дроченко.

Хьюст поморщил лоб, как бы припоминая, потом облегченно улыбнулся:

— Может, и было… мы в этот день по поводу моей новой работы так надрались. Сам не помню, как домой приплелся.

Обескураженному Дроченко ничего не оставалось, как попрощаться. Что на работе была пьянка, он уже знал и предпочел не связываться с этой конторой. Себе дороже.

Глава XI

Если человек не дорожит, своей жизнью, то он хозяин и твоей…

Платон