Золотая муха

– Перестаньте гневить Бога, Борис Лейбович, благо бабушка моя покойная Софья Изральевна не подвела, квартиру нам эту в наследство оставила, все-таки семь комнат, храни ее Господь, и пусть в раю у нее будет равноценная жилплощадь. Так что места много.

– Нонна! Счастье вы мое уникальное, они от солнца не заряжаются, их кормить надо! А евреи как вам известно, вне своего дома очень любят есть. Очень любят, понимаете?!

– И тут справимся. Помните, как в прошлом году вы поменяли в нашем магазине пуд обычной соли, выдав ее за морскую с мертвого моря, на три ящика отменной тушенки? Так что еды полно. Да малыш наш приедет, я так соскучилась.

– Как вы могли соскучиться Нона, он уехал к вашей маме вчера, это первое. Малышу нашему двадцать пять лет, и он живёт с нами.

– Для мамы ребенок всегда ребенок! И он у нас такой красивый и талантливый, – с гордостью произнесла Нонна Моисеевна.

– По поводу «красивый» спорить не буду, женщине видней, да и отец у него не дурен собой! А вот по поводу таланта… Ковырять в носу, скатывать козявки в ровные колобки и равномерно приклеивать их под крышку обеденного стола., ну да, наверное, это своего рода талант! Двадцать пять лет. И живёт с нами…

Борис Лейбович смотрел в точку, выбранную на стене. До субботы оставалось несколько часов. Первый раз небеса разверзлись субботним утром в начале десятого. Звонок в дверь протрубил как библейские громы "Апокалипсис, откровения от Иоанна". Сонный Борис Лейбович открыл дверь. Инстинктивно он отпрянул назад. На пороге стояла любимая теща Дина Исаевна, Борису показалось, что зрачки её горели адским пламенем, а рядом с ней стоял он. Вечно шутящий неудачным пошлым юморком муж тещин Гурген Самуилович. Борису он напоминал злобного демона.

– Боренька, милый мой зятек как я рада тебя видеть! – прошипела любимая теща, и змеиными зигзагами проползла мимо Бориса в глубь ЕГО дома. В коридор вышла Нонна.

– Мамочка, дорогая моя, как же я по вам соскучилась. Боренька, – если рядом находился хотя бы один лишний человек, Нонна называла мужа правильным именем, – ну что же вы застыли как будто столбняком болезный? Проводите скорее гостей в гостиную, а я пока полотенца и мыло приготовлю, с дороги помыться захотите, да мама?

– Конечно, умница моя – улыбаясь одним только ртом ответила тёща, если этот оскал можно было назвать улыбкой. Борю передёрнуло.

– А где позвольте спросить вас мама, Иосиф, сын наш? – обратился Борис к теще.

– Он сказал, что во дворе побудет с друзьями, пускай мальчик погуляет.

Боря выглянул в окно. На детской площадке на скамейке в окружении друзей, в основном от десяти до двенадцати лет, сидел Есик и что-то рассказывал. "Наверное, даёт инструкции как правильно козявки скатывать." – подумал про себя Борис Лейбович. Как только последняя буква этой мысли покинула голову, небеса снова разверзлись. Боря понуро побрел к входной двери. За дверью стояла очередная фурия, сестра его Циля. С двумя чемоданами по бокам, она была похожа на ядерную ракету. "Вот бы она улетела теперь же! Но чудес не бывает" – грудь Бориса Моисеевича наполнилась вселенской тоской. В этот момент Циля закончила затяжной прыжок и повисла на Бориной шее. Боря от неожиданности крякнул, он почувствовал, что от объятий его девяносто килограммовой сестрёнки позвоночник стал рушиться, коленки подломились, в глазах стало темнеть. Уже почти теряя сознание, он услышал голос Цили, трубящий прямо ему в ухо.

–Как же я по тебе соскучилась братик! – от неожиданности братик резко пришел в себя. "Соскучилась? Братик? Я что в параллельной реальности? Что происходит черт возьми?!" – они всю свою жизнь просто на дух не переносили друг друга. Ненависть родилась ещё в детстве. Она его ненавидела за то, что он был всеобщим любимчиком, а он ее за то, что она издевалась над ним в отсутствии родителей, она была старше. Но самое ужасное воспоминание Бориса, это когда она совала ему в нос грязную вонючую тряпку, его всегда от этого тошнило. И вдруг, "Братик!". Боря с опаской отстранился от сестры со словами:

– Проходи в гостиную сестрёнка. Ой, мы же твои топливные баки за дверью забыли, – В голове всё ещё стояла ассоциация с ядерной ракетой.

– Какие баки ещё? – удивленно спросила Циля.

– Че…че…чемоданы в смысле. – выдохнул Боря.

В дверь снова позвонили. Борис развернулся на месте, а Циля понесла свою корму в гостиную. Ангелы апокалипсиса вылили третью чашу гнева на голову Бориса Лейбовича. На пороге стояла мама. Над ее головой висела черная, тяжёлая туча, которая извергала из себя клубок молний, вперемешку с грозой и ливнем. Такую картину увидел Борис. Конечно же, Боря любил свою маму, но был небольшой нюанс.

– Подбери сопли, закрой рот, вещи в зубы и за мной!