Половая принадлежность мастериц также понижала и их статус, и оплату труда. Стольких женщин обучили работать иглой, что потенциальной рабочей силы было слишком много, и это снижало плату до мизерной. Губернатор Гавра в 1692 г. оценил количество кружевниц в регионе в 20 000. Лорд Дорсет назвал ту же цифру, говоря об общем числе кружевниц в Англии, хотя цифра кажется несколько заниженной. Лоренцо Магалотти, путешествовавший по Англии с Козимо Медичи, написал из Девоншира, что «в этой стране нет ни одного дома, как нет его и в Сомерсете, где бы не делали белое кружево в большом количестве; поэтому не только все королевство снабжается им, но его еще и вывозят в большом изобилии»[268]
.В 1589 г. магистраты Гента приняли закон, запрещающий служанкам оставлять свои места, чтобы стать кружевницами: только детям до двенадцати лет, которые все еще жили дома, было разрешено продолжать плести коклюшечные кружева. Похожий закон был принят в Тулузе на юге Франции в 1649 г. Слишком много женщин занимаются плетением кружев, ворчали законодатели, поэтому найти служанку стало невозможно. Более того, логически рассуждали они, ношение кружев настолько широко распространено, что невозможно с уверенностью отличить знатных женщин от незнатных (
Но, хотя плата была явно соблазнительной, особенно в тех областях, где плели кружева, неожиданно вошедшие в моду, надежным это занятие не было. Производство кружев то расширялось, то сужалось в ответ на меняющиеся вкусы и экономические условия. Когда Кольбер в 1660-х гг. вливал ресурсы во французские кружевные мануфактуры, итальянцы, зависящие от производства венецианского гипюра, буквально на другое утро обнаружили, что на их товар спрос стал меньше. Кружевницы были под постоянной угрозой снижения платы, так как существовали оазисы дешевого труда в сиротских приютах и женских монастырях.
Разница между платой мастерицам и теми суммами, которые отдавали за кружево даже умеренно состоятельные люди, была огромной. Расходная книга Джеймса Мастера, английского сельского джентльмена, показывает, что 7 октября 1651 г. он был счастлив заплатить 3 фунта стерлингов за чуть больше ярда и трех четвертей «фламандских кружев, чтобы сделать мне ленту и манжеты», а три дня спустя он же заплатил своему слуге Ричарду только 1 фунт и 5 шиллингов в качестве квартального заработка. Эта разница некоторым образом объясняет, почему – вопреки ожиданиям города Амстердама – обучение женщин плетению кружев не избавляло церковный приход от требований бедных. «Она сплела коклюшечное кружево, – написано было в графе расходов, – заработав девять пенсов в неделю»[270]
.8. Пальто Соломона. Хлопок, Америка и торговля
Беглецы
«Одна из наших ошибок как нации [это] то, что мы прощаем [рабам] греховную утонченность. Мы позволяем им слишком хорошо одеваться. Это сбивает их с пути. Мы будем наказаны за это».
В начале августа 1851 г. Соломон сбежал. Ему было сорок пять лет, и этот возраст почти вдвое превышал возраст среднего беглеца. Но он все еще был достаточно силен, чтобы пережить тяготы пути через всю страну от Холлоу-Спрингс, Джорджия, до свободного штата дальше на севере. Крепкого сложения, среднего роста (около пяти футов и восьми дюймов), Соломон не был ни слишком светлокожим, ни слишком темнокожим. Без особых примет вроде недостающего зуба или пальца на руке или ноге, шрамов на лице или теле, на которые владельцы рабов обычно обращали внимание, Соломон был относительно неприметным. У него были и другие преимущества. Как «первоклассный кузнец», он с легкостью смог бы найти работу в любом другом месте. От природы Соломон был молчаливым и становился разговорчивым, «только если напьется», поэтому у него было меньше шансов себя выдать. Он все спланировал заранее и взял с собой весь гардероб: «двое новых черных брюк, одну черную накидку из саржи, один красный с черным сак [пальто], одно окрашенное грецким орехом [sic] пальто, одну черную меховую шляпу, одну пару магазинных ботинок»[271]
.Мы знаем о Соломоне и о его пальто благодаря объявлению о розыске, которое опубликовал его владелец Джон Данкен 7 августа в газете