Золотая планета. Пасынок судьбы

– Понимаешь, люди тогда ошибались. Власть имущие подменили понятия, объявив собственную личную выгоду идеалом всех, потому та система и рухнула. Их демократия пала, стала жертвой собственных достижений, но это не значит, что если мы устроим нечто подобное сейчас, произойдет то же самое.

Свобода нужна, но она только для нас – для тех, кто управляет. Народ же должен видеть мир таким, какой он есть, решать текущие житейские проблемы и не разочаровываться в навязанных идеалах.

У меня чуть голова не пошла кругом от абстрактных рассуждений. О чем я ей тактично поведал, объяснив, что не изучал эпоху в таких тонкостях, как "ценности демократии". Она вновь рассмеялась.

– В нашем полку прибыло! Ты не первый, которого я совращу Золотым веком, но гарантирую, станешь его фанатом! Совращать?

– Совращай! – я самоуверенно кивнул. – Только медленно, постепенно, чтобы я понял, о чем речь. Давай по порядку. Что такого экстраординарного в Золотом веке?

– Скажи, вот ты слушал мою музыку на неделе? – улыбнулась она.

– Конечно. Всё переслушал. Почти.

– Что можешь сказать о ней в целом?

– В целом? Ну… – я задумался. – Сейчас так не играют.

– Почему? – она смотрела на меня с легкой ехидцей, как бы проверяя интеллектуальные способности.

Я задумался. Хороший вопрос. Я чувствовал, ощущал это, что есть в записях Бэль, но нет в современной эстраде, но как объяснить музыку словами?

– Какой-то драйв, безумие что ли. Не знаю. Не ритм, а именно… Ну, это когда музыка вытягивает из тебя что-то, или наоборот, проникает внутрь, заставляя тело делать то, что нужно ей, а не хочешь ты.

– Ты сказал правильное слово. "Драйв." – Ее глаза довольно заблестели. – В нем все кроется. Даже в медленных исполнениях есть этот скрытый драйв. Так?

Я кивнул.

– А ты знаешь, что со времени последней битвы парусного флота до создания полностью бронированных океанских флотов прошло каких-то тридцать лет?

Резкий переход. К чему он – не понял, но честно отрицательно покачал головой – не знаю.

– А с момента отрыва от земли первого самолета и до первого полета человека в космос – жалкие полвека?

– И что?

– Мир в те годы развивался такими темпами… Бешеными, нереальными! За тридцать лет мир менялся полностью, от старого ничего не оставалось! Компьютеры, генетика, атом, нанотехнологии… Ты не представляешь, сколько всего было тогда изобретено и за какие жалкие сроки!

Это был бешеный мир, Хуанито. Это было время… Очень быстрое время! Их музыка, их искусство – все их искусства – всё развивалось также, было подчинено эпохе. Потому они и слетели в итоге с катушек – реалии жизни не успели за их развитием. Они перемудрили сами себя, наши бравые предки!

Я молчал. Она меня озадачила.

– Ты знаешь, что со времен Золотого века не сделано ни одного стоящего открытия?

Я засмеялся, от всего сердца. До этого пытался понять нить ее суждений, однако сейчас она сказала полную чушь.

– И не надо смеяться! – она совсем не обиделась. – Назови мне хоть одно изобретение, ГЛОБАЛЬНОЕ изобретение, сделанное за последние четыреста лет? Это такое, что продвинуло человечество на качественно новый уровень?

Я начал перечислять известные мне изобретения, приходя к выводу, что почти все они касаются оружия. Бэль скептически покачала головой.

– Нет и еще раз нет.

– Почему?

– Ты говоришь о вещах… Неглобальных. Путаешь эволюцию и революцию. А я прошу назвать научные революции!

– ???

– Хорошо. Смотри, генетика. Люди до ее открытия знать не знали, что такое гены – а после смогли накормить миллиарды людей, создали модов, улучшив себя самих. Понимаешь?

Кажется, начал.

– Электронные технологии, сети, виртуал – это все продукт одного единственного изобретения, под названием ЭВМ. Предназначенного решать чисто математические задачи! Он был изобретен…

– Понял! – перебил я.

– А известно тебе, что всё… Не так, ВСЁ, что мы сегодня имеем – от виртуала и сетей, до систем ведения боя эскадрой линкоров – существовало в начале двадцать первого века?

Я вновь скептически хмыкнул. Неуверенно, но пока еще надеялся, что она не сможет доказать правоту. Но судя по ее сосредоточенному лицу, она полностью отдавала отчет словам – за ними крылся долгий целенаправленный интерес к проблеме и исследования многих институтов.

– Да, существовало. В более примитивной форме, доступно было не каждому, с очень большой дифференциацией функций… Но все это БЫЛО.

Пауза.

– Со времен Третьей мировой войны, Хуанито, мы не изобрели ничего нового. Наши истребители летают лучше, дальше, выше, космические корабли перелетают с планеты на планету за несколько дней, а не за месяцы и годы, наши двигатели экономичнее и мощнее, в тысячи раз, у нас много новых композитов, из которых мы строим сверхпрочные купола и космолеты… Но это те же самые купола, что возводились сто и двести лет назад, те же самые корабли, что несли первых пионеров Марса и Юпитера, те же истребители, что использовались в Четвертую и Пятую мировые.

Мы не регрессируем, Хуанито, нет. Но и не растем. Мы, весь наш мир, четыреста лет топчемся на месте.