Золотая пряжа

Теперь Темная Фея ехала и днем и ночью. Спрашивала дорогу у дождей, что омывали ее путь, и у каждого ручья. Все они указывали одно направление: юг. Потом восток, юг и снова восток. Хитира гнал лошадей дальше, по землям, чье колдовство оказалось Фее настолько чуждым, что она посылала Доннерсмарка в деревни и юрты за историями, хранившими тайны Казахии. Из них она узнала о пастухе, который так долго обманывал смерть, то та в конце концов укусила его, превратившись в змею; о золотых человечках и волшебной шкатулке из черного дерева; об орлиных князьях и кочующих воинах – обо всем, чем угодно, только не о той, кого искала. Хотя в других землях о ней говорили много. И Фея знала, что это означает: она у цели. Одновременно росло беспокойство, что тот, кто идет за ней по пятам, достигнет своей цели раньше.

Хитира тоже почувствовал это. Он остановил карету, не дожидаясь приказа.

Огромная паутина, сплетенная замысловато, как дорогое кружево, висела между двумя яблонями. Тысячи и тысячи капель, застывших на клейких нитях, отражали небо и землю, а паук в середине был зелен, как кроны деревьев, между которыми он растянул свою шелковую ловушку.

– Уйди с моей дороги, – велела ему Фея.

Паук послушал лишь после того, как она коснулась его кокона своей шестипалой рукой. Он убежал наверх и спрятался в листве. Пустая паутина натянулась и задрожала.

– Ты уверена? – услышала Фея голос.

Кто это спрашивал? Точно не та, кого она искала.

Фея шагнула между деревьями, и паутина лопнула. Жемчужная роса дрожала на ее коже.

Трус

Сколько раз он пытался использовать магию ковров в самолетостроении – кто знал, что когда-нибудь эти попытки пригодятся ему? Чтобы стереть из памяти заданную цель, нужно обойти узор против часовой стрелки. Джону едва хватило сил в одиночку выволочь ковер из драконьей грудной клетки, а времени оставалось мало.

В любую минуту могла вернуться Лиса – с Теннантом или Джекобом. Джон не мог забыть взгляд старшего сына. В нем было то, чего он никогда не видел в глазах Розамунды, несмотря на все ее разочарование, – гнев. И решимость никогда не прощать.

Забудь об этом, Джон. Забывать он умел всегда. Правда, с возрастом это давалось ему тяжелее. В голове Бесшабашного, помимо его воли, вертелись объяснения и извинения перед сыном, снова и снова, в десятках и сотнях различных вариантов.

Небо над скелетом угрожающе пожелтело. Давай же, Джон.

Но куда? Только не в Альбион.

Даже если Морж все еще жив, Брюнеля заподозрят в том, что он выдал царю альбийские государственные тайны. Нет. Джон, конечно, очень любит и свою родину, и молодую жену, но не настолько, чтобы ради них вытерпеть многомесячное заключение и бесконечные допросы в подземельях тайной полиции.

Найдется немало стран, готовых принять Джона Брюнеля с распростертыми объятиями.

Значит, против часовой стрелки… Джон словно топтался босыми ногами по спине мохнатого зверя. Обувь непременно надо снять, в этом он убедился во время бесчисленных экспериментов. Джон сдерживался, старался ступать как можно медленнее. Ковры-самолеты на удивление своевольны. Говорят, они перенимают характер своего создателя. Остается надеяться, что этот не был таким упрямцем, как его Джекоб.

Упрямство. Именно это качество старшего сына особенно восхищало Джона. Розамунда совсем его не ценила. Поэтому они и ссорились так часто. «Милые бранятся – только тешатся» – но мать с сыном как будто боялись выдать свою любовь окружающим. Или боялись, что те обратят ее им во вред? И неправда, что старший сын унаследовал только отцовские черты. Неужели Розамунда этого сама не видела? Уилл был похож на нее как две капли воды, это ее и ослепило. Джон запер память о Розамунде в своем сердце, но – боже мой! – как часто она находит лазейку наружу. Вероятно, следует покрепче запереть тайную комнату души, где спрятана вся его потерянная жизнь. «Потерянная жизнь» – именно так Джон называл все связанное с первой семьей. В этом выражении чувствовалась неумолимость судьбы. Словно Джон не по своей воле спрятал жену и сыновей в шкаф, как надоевшие костюмы.

Собственно, куда хотел лететь Джекоб? Наверняка за каким-нибудь сокровищем, он ведь в постоянном поиске. А найти отца он никогда не пытался? Вот вопрос, который охотно задал бы Джон сыну, хотя почти не сомневался, что Джекоб не станет на него отвечать. Гордость – еще одно качество, которое всегда восхищало в сыне Джона, ведь в его собственном оркестре души всегда задавало тон честолюбие. Оно заглушало все.

Он посмотрел под ноги. В этом ты весь, Джон. Бежать – вот твой излюбленный способ решения проблем.