Золотая пуля

– Эти люди забрали десятки ни в чем не повинных жизней, возжелав честно нажитое ими добро. Сегодня мы – длань возмездия, голос закона и суд справедливости.

Автомат. Мне нужен автомат. Но в руках у меня не было даже прыг-ноги. Только грязь, въевшаяся в кожу.

«Ты пришел сюда сдохнуть? – Разум голосом Джесопа отвесил мне оплеуху. – Или отомстить?»

Я бы упал, но ноги почему-то держали.

– Трижды по три дня эти люди будут висеть здесь, напоминая о том, что они сделали. – Чей это голос?

– Птицы будут клевать их плоть, пока вонь их злодеяния не станет нестерпимой. – Я смотрел на рты распределителей, но они были закрыты. Этот крик, опытная истерическая литания, несся откуда-то сзади, он приближался, раздвигал людей и наконец явил себя. Из-за спин распределителей вышел мормон. Он шел позади двух людей, подталкивая их в спины. Эти двое не были связаны, но шли, опустив лица, сдавшись. Моя сестра и мать.

– Мы отдадим должное: земле – грехи, червям – плоть, костям – забвение. Распределители одновременно сорвали мешки с голов жертв, и я не узнал среди них отца. То были какие-то чужие, искаженные ужасом лица.

– Если не можешь покарать грешника, вырви цвет его жизни, отплати безвинной кровью за кровь пролитую.

Распределители одновременно набросили петли на шеи приговоренных. Моей маме! Эни!

Я поднял глаза к небу. Больное, желтушное, оно вскипало буранами и водоворотами, облака шли на абордаж, купол мироздания напоминал взломанные соты, смерчи гневными пальцами щупали землю, но прямо надо мной был пятачок пустоты и свободы, голубое бельмо. Бог смотрел прямо на меня. Но ничего не видел.

Я должен был что-то сделать. Изо всех сил я стиснул коровий зуб в ладони и дико завопил. Мне казалось, крик мой идет из низа живота, взбирается, взрезает тело, вываливает наружу кишки, рассекает воздух передо мной, ввинчивается в толпу и находит единственного, кто ею правит. Мормона.

На деле я всхлипнул и подавился своим воплем. Но меня услышали.

– Боже! – Мормон выставил вперед правую руку, а левой прикрыл глаза, точно от чересчур яркого света. Почти на ощупь он двинулся сквозь толпу, забыв о казни. Распределители замерли, точно игрушки, у которых вышел завод. Люди расхлынули, некоторые недоуменно искали взглядами того, что слепило мормона.

Я задыхался.

Я смотрел глазами Тода.

Я видел сквозь дыры в черепе.

Нет, черт побери, нет!

Я стоял позади толпы, собравшейся линчевать мою сестру и мать, и на моем лбу сидела огромная коровья голова.

Мормон не дошел до меня пары шагов и рухнул на колени, руки его вырвались из рукавов, выстрелили в небо, торчали над склонившимся телом, как уродливые скелетные стволы, монумент смерти, я читал в них ярость и боль, я видел, как тряслись плечи мормона, как билось в агонии его тело, но руки его оставались неподвижны. Вскинутые в беспощадной молитве. К своему Богу.

«Даже не вздумай! – Череп капканом стиснул мне лицо, перехватил горло, но в то же время он умолял: – Не смей отдавать меня ему!»

Я закричал. И этот крик обрушил вокруг меня толпу. Люди падали кто на колени, кто ниц, люди рыдали и каялись, распределители пошатнулись, но устояли, веревки в их руках натянулись, заставляя повешенных встать на цыпочки, тянуться, хватать ртами тугой, стянутый петлями воздух.

Я все кричал, и кричал, и кричал.

Смерть бежала из меня вместе с криком.

Время, истекая кровью, рвануло назад, череп трусил, и я наконец-то понял, что было причиной моего удивительного везения.