Конечно, он моргал. Все люди моргают рано или поздно. Только когда он был в очках, это было трудно заметить, а снимал их Мормон нечасто.
На следующее утро приехал маршал. Седой, на пегой лошади. Мама пригласила его в дом.
– Это апачи? – спросила мама. Законник нехотя покачал головой, отхлебнул свой кофе.
– Апачи бы забрали лошадей и одеяла, – сказал маршал.
– Их же убили?
– Верно.
Он помедлил.
– Вроде бы все правильно, мэм. Индейцы как есть. Но что-то мне не нравится в этом. Не знаю. Не нравится. Думаю, не индейцы это были.
– А кто?
Мормон прошел и сел к столу. Маршал кивнул.
– К вам, сэр, никаких претензий, – сказал он. – Вы убили убийц и спасли девочку. Жаль, что вы не появились там раньше.
– Да, – сказал Мормон. Он сидел в своих круглых очках. Я вдруг подумала, что есть в его фигуре что-то зловещее. Вот он сидит у нас на кухне, прямой как палка. И говорит безразличным голосом.
– Я вам выплачу награду за скальпы. Сейчас цена упала, всего десять долларов за взрослого мужчину, пять за ребенка или женщину.
Меня передернуло. Мысль, что кто-то получает деньги за убитых детей, даже индейских…
– Там были взрослые, – сказал Мормон.
– Да, верно, верно.
Маршал еще поболтал, попил кофе, намекая. А потом отозвал Мормона для беседы с глазу на глаз. И после пришел какой-то… уважительный, что ли. Мормон впечатляет, я знаю.
Когда маршал повернул коня и натянул поводья, он вдруг покачал головой:
– Совсем забыл.
– Маршал? – сказала мама.
– К югу отсюда, милях в тридцати, видели каких-то всадников. Человек десять. Может, это апачи, может, нет. Может, из тех самых, что убили вашего мужа, мэм. Думаю, они уходят в сторону границы.
Мы с Джеком переглянулись. Мама шагнула вперед.
– Их поймают?
– Мы известили армию и рейнджеров. Кавалерия прочесывает местность, но это займет время… В общем, будьте осторожны. Хорошего дня, мэм… Лейтенант. Он кивнул Мормону и тронул коня.
Мы с Джеком раскрыли рты.
Мормон коснулся шляпы пальцами.
Маршал уехал, а мы с Джеком смотрели на Мормона. Как его назвал маршал – «лейтенант»?
– У меня вопрос, – сказал Джек. Я открыла рот, чтобы попросить его не выдавать тайны раньше времени, но Джек меня опередил:
– Может, в этот раз мне нужно смотреть на юг?
Мормон покачал головой:
– На восток? Но маршал сказал…
– Восток.
Мормон стоял посреди двора, на черной земле, вытопленной из снега, он разделся до пояса и умывался из таза. От теплой воды в тазу, от жилистого тела Мормона поднимался пар.
Когда я принесла ведро с горячей водой, Мормон перестал фыркать и выпрямился. У него были глубокие шрамы на впалых щеках, а глаза глубоко посаженные и светлые.
Татуировка на плече. Буквы, а над ними ангел с мечом и крыльями. Вернее, ангелица.
«Die Tod», прочитала я.
– Тебя зовут Тод?
Мормон покачал головой. Плеснул себе на грудь воды, еще. На груди у него были черные курчавые волосы.
– Не меня. Ди Тод – это смерть. Смерть – это женщина, по-немецки.
Вот это да. Я впервые от него столько слов подряд услышала.
Я поставила ведро в снег, выпрямилась.
– То есть это не твое имя?
– Нет.
А я-то думала, что узнала, как его зовут.
– Смерть – это женщина, – повторил Мормон. Капли воды блестели у него в бровях. – Я не женщина.
«Но ты смерть», – подумала я, но промолчала. Что бы там ни утверждал Джек, иногда я говорю не все, что думаю.
– Забудь, – сказал Мормон. – Это в прошлом.
Он вытерся, натянул рубаху и надел свои синие очки. Но я все равно успела увидеть по его глазам – нет, не в прошлом.
Бывают люди, у которых впереди – только прошлое. Прошлое Мормона было полно насилия, виски, ненависти, дымящихся стволов, крови и скальпов. Целой коллекции скальпов.
– А ты что, немец? – запоздало сообразила я.
– Кто знает?
– Бетти! Бет! – закричала мама из дома. Я даже вздрогнула. – Сколько тебя можно ждать?!
– Нет никого хуже апачей, – сказала мама. – Даже чума и оспа. Даже они.
– Есть еще команчи, – сказал Джек. Я фыркнула. У Джека в голове много бесполезных сведений. – Пауни, ликаны, мескальеро, сиу, лакота, черноногие, шайены, мохавки, делавэры, кри и другие.
– Навахо, – сказала я, вспомнив безногого индейца.
– И навахо. И техано. И мексиканцы тоже. Мексиканцы хуже всего.
«Помни Аламо» или еще как. «За свободу!». Когда мы воевали с кровавым генералом Санто-Анной, не я, конечно, а мы, то есть техасцы.
– А ну прекратите! – закричала мама. – Хватит в моем доме говорить про всяких безбожных дикарей!
Отец Джека купил в рассрочку хитрую машину, которая сама шьет. Собирался разбогатеть.
А потом Джек пришел к нам, а у него рука в кровавых пятнах.
– Это что?!
– Вот. – Он показал мне иглу. Длинная, больше трех дюймов. А ушко у самого острия, а не в конце.
– И что, она сама шьет? Эта машина?
Джек фыркнул. А я вдруг представила, как железная механическая рука сама орудует ниткой, берет и сшивает рубашки и юбки, штопает простыни… Да нет, ерунда.
– Да, – сказал Джек. – Я сам не пойму. Делает вот так. – Он показал, туда-обратно. – И сшивает ткань. Не понимаю.
А я все равно так и не смогла представить, как это работает. В этом мы с Джеком похожи.
– А твой отец? – спросила я. – Он шьет?