Золотая рыбка. Часть 1

Потом подхожу к другой жертве побоища, стаскиваю с рокера шлем. Лицо у него порезано осколками плексигласа, из раны на плече хлещет кровь, одна штанина также намокла от крови. Поднимаю мотоцикл и оттаскиваю в сторону. К бандиту я не притрагиваюсь. Носком туфли касаюсь мыска его башмака. М-да, тяжелее гири! Ловлю себя на жестокой мысли, что так и тянет попробовать, пробьет ли пуля армированный сталью башмак. Но лучше не экспериментировать, а то, чего доброго, пуля срикошетит и вернется к исходному пункту, дабы не пропадать зазря. Нашла время шутки шутить, одергиваю я себя. Вдали мелькают огни фар, показывается сразу несколько машин, и среди них те, водители которых приняли мой сигнал бедствия и теперь спешат — кто на выручку, а кто просто из любопытства.

Увидев автомобиль с синей мигалкой на крыше, я облегченно вздыхаю. Конец моему одиночеству, конец очередной ночи, когда я вновь выступила в роли приманки. От сегодняшней своей работы я отнюдь не в восторге. Ко мне подбегают люди, и я сквозь зубы чуть слышно бормочу: «Не умирай, Круз!»

Круз и не умирает. Во всяком случае, пока что. Врач изъясняется на профессиональном жаргоне, затем, сжалившись, переводит с латыни на общепонятный язык: перелом бедра, травма черепа и сломанная челюсть, несколько зубов выбито — кровотечение изо рта вызвано именно этим, а также прокушенным языком. Для одного человека более чем достаточно.

Меня охватывает жуткое ощущение: двадцать четыре часа назад я пережила точно такую же драму, только с другими участниками. Неужели этот кошмар будет повторяться каждый день?!

Бессильная что-то предпринять, я изнываю от тоски в больничном коридоре.

Симпатичная сиделка сочувственно обнимает меня за плечи, шепчет слова утешения. Я усекаю суть — все обойдется, а сейчас мне незачем здесь торчать — и направляюсь к выходу. По счастью, сразу же подворачивается такси, я называю адрес и с наслаждением откидываюсь на спинку заднего сиденья.

Таксист не пристает ко мне с разговорами. Из включенной рации доносятся свист, хрипение, обрывки фраз.

Хмурый мгновенно открывает дверь, словно ждал моего прихода. Мое неожиданное появление посреди ночи не вызывает у него никаких замечаний.

— Ребенок спит, — тихо предупреждает он.

Не спрашивая, чей ребенок тут спит, я прохожу в комнату, плюхаюсь в первое попавшееся кресло и вскидываю на него глаза.

— Знаешь, что случилось?

Хмурый наливает мне выпить, протягивает рюмку и выпускает ее из рук, лишь видя, что я достаточно прочно ухватилась за спасительное средство.

— Знаю. Мне доложили по телефону.

— Что скажешь?

— Этого субъекта не удастся допросить в ближайшее время. У него значительная потеря крови и шоковое состояние.

— Такой сам кого хочешь повергнет в шок, — лениво возражаю я.

— Расскажи, как было дело. — Хмурый усаживается напротив.

И я рассказываю, причем без обычной бравады, что очень не похоже на меня. Я не скрываю, как мне было страшно, да от Хмурого такие «секреты» и не утаишь. Губы его чуть заметно кривятся — то ли в гримасе, то ли в усмешке. Затем, подойдя ближе, он склоняется над моим креслом.

— Ложись-ка ты спать! Хочешь еще коньяка?

Я молча подставляю рюмку, и он наливает щедро, в края.

— А сам ты никогда не пьешь?

— Изредка, — отвечает он.

Прихлебывая коньяк, я оглядываюсь по сторонам. Судя по всему, мы находимся в гостиной: обстановка простая, можно сказать спартанская, вполне в духе хозяина.

— Так у тебя есть ребенок? — спрашиваю я.

— Неужели никто не успел шепнуть тебе на ушко?

Все-таки коньяк великая вещь, я постепенно начинаю приходить в себя. Вытягиваю ноги, удобно откидываюсь в кресле. И молчу.

А Хмурый продолжает:

— У меня дочка, ей семь лет. Жена умерла два года назад, от лейкемии.

— Прости за бестактность. Мне никто об этом не говорил.

Хмурый, плеснув себе коньяку, вновь наполняет мою рюмку. Не заставляя себя упрашивать, я делаю большой глоток, чтобы коньяк не выдыхался. При этом не свожу глаз с Хмурого. Выражение лица у него, по обыкновению, замкнутое, не подумаешь, что его недавно вытащили из постели, впрочем, может, он вообще не ложился. На нем белые полотняные брюки и никакой другой одежды.

— Сегодня под конец дня ты забросала меня упреками, и мне хотелось бы оправдаться в твоих глазах, — говорит он, не глядя на меня. Взгляд его устремлен в рюмку с коньяком; Хмурый держит ее обеими руками, на уровне глаз, чуть покачивая, чтобы золотистая жидкость плескалась внутри. Зрелище это действует на него завораживающе, глядишь, наш трезвенник тоже пристрастится к выпивке.

Я жду, когда же он начнет оправдываться, но Хмурый молчит, точно в рот воды набрал. Ну и везет же мне, черт побери! Порученное нам дело я, можно сказать, размотала в одиночку, а мой напарник поглощен созерцанием коньяка.

— Давай же, не тяни! — нетерпеливо подстегиваю я.

Вскинув на меня глаза, Даниэль улыбается.

— Я глубоко сожалею о том, что произошло. События сегодняшней ночи совершенно опрокинули все мои планы.

— Не мели ерунды! Подумай о планах Круза.

Хмурый делает недвусмысленный жест, предлагая мне заткнуться.