Золотая сетка

– Видели? – спросил я у компаньонов. – Чтоб у меня не хорохорились без спроса.

Нас спас лишь немедленный отлет. Слишком удачливых тут считают законной добычей.

В Москву мы прилетели уже людьми более-менее состоятельными.

**********************

Московский апрель встретил ветром и сыростью. Мы рано утром вернулись в нашу запылившуюся квартиру, откуда уже успел выветриться запах кофе, заменившийся на запах пива, тарани и табака, и завалились спать.

Выспавшись, Максим пошел вниз принимать отчет у Абрама Моисеевича. Мария на кухне взялась за стряпню, Колька вооружился шваброй и начал уборку. А я стал названивать Ивану Иванычу.

Но его телефон упорно молчал. Молчал он и на следующий день, и я забеспокоился.

Если старика не было дома, трубку поднимала его жена, заправская домоседка. А тут – тишина.

Третий день была среда. Я явился в павильончик в ожидании расспросов и сам намеревался узнать, как дела.

В павильоне были в сборе все, кроме Ивана Иваныча. Место его у стены, под таблицами статистики, пустовало, а остальные сидели с похоронными выражениями на лицах. Сердце у меня так и екнуло.

– Что случилось?

– Пропал старик, – брякнул сокрушено Валерка.

– Как пропал? Умер, что ли? Он как будто не болел.

– Какое болел, какое умер! – взорвался Толя. – Ты что, с луны свалился? Ах, да тебя не было. Ну, садись и держись за стул крепче.

Я сел и выслушал новости. Хорошо, что я сел.

Двадцать восьмого марта был сорван Джек-пот, копившийся в течение года и составлявший примерно миллион двести тысяч долларов. Сорвал его Иван Иваныч, сыграв один, без профсоюза. Там каждый, кроме групповой, вел и собственную игру.

Так что никто не удивился, когда он выложил Любашке кучу карточек. А среди них попалась одна, буквально бриллиантовая.

Мало того, в этот же день был взят Джек-пот в новой игре "счастливая пятерка".

Это тоже был Иван Иваныч.

На следующей неделе в "Лотто миллион" снова был взят первый приз, на этот раз, правда, маленький – Джек-котенок. Тут авторство Ивана Иваныча было предположительное, поскольку карточку играли не у Любашки. Но уточнить предположение возможности не представилось. Старик, ежедневно проводивший не давно насиженном месте по несколько часов, не появился. Впервые за много лет.

Зато нарисовался Костя, не появлявшийся у Любашки со времени памятного визита Марика, и интересовался Иваном Иванычем. Интерес пиковый вышел, потому что старика предъявить никто не мог. Покрутился, понюхал и смылся.

Потом появился Дима. Дима был цветом в тон своему зеленому пальто, только пожелтее. Дима тоже искал Ивана Иваныча. Причем он был почти в истерике, и круглые очки сидели косо. Он пробыл в павильоне чуть не полдня, а вдруг старик появится. Походкой разбитой клячи Дима удалился.

На другой день эти визитеры – в поисках старика, разумеется, – пересеклись в павильоне, но удалились вместе.

Диму больше не видели. Несколько раз заглядывал Костя, – с независимым видом подходил к терминалу, играл какую-то свою белиберду и уходил. Конечно, шпионил.

Но без особой надежды на успех, для очистки несуществующей совести.

Потом он появляться перестал. Толя, еще раньше оборвав телефон, не поленился съездить на квартиру. Никого, конечно, не застал, но засек во дворе "девятку" с двумя знакомыми личностями. Глаз у бывшего артиллериста был пристрелянный, он узнал сопровождавших Марика "быков".

Общая сумма выигрыша составила примерно миллион восемьсот. В зеленых.

А старик как в воду канул. Спустя неделю (это Равиль проверял) караул у подъезда сняли. По этому поводу мнения разделились. Юрий Палыч и Валерка сокрушенно предполагали, что Ивана Иваныча "заловили", вытрясли деньги и убили.

– Сейчас за пол-литру убьют, не то что за такие деньжищи!

Равиль и Толя, знавшие Скобелева не один год, были настроены более оптимистично.

"Лег на дно, как подводная лодка".

Так или иначе, профсоюз осиротел. Любашка даже всплакнула – к ее круглому, румяному лицу это так не шло! Со Скобелевым за столько лет она уже почти сроднилась.

Мне она непритворно обрадовалась. Вытерев слезы, она поведала свои новости.

Оказывается, Дима в один из приходов ее обо мне расспрашивал: куда этот-то делся?

Она ему сказала то, что я ей сказал: уехал за границу, проведать родню.

– А где родня-то? – полюбопытствовала она.

– Где, где – в Иерусалиме! Мы оттудашние казаки.

Свою еврейскую легенду я поддерживал неукоснительно.

– Ваня, этот хмырь болотный велел, если ты появишься, немедля звонить ему. Не добром это пахнет, да еще связался с мордой этой, Костей. Езжал бы ты обратно в свой Иерусалим, там, поди, спокойней нашего. А я скажу, что ни сном, ни духом. А?

– Люба, – сказал я, – у меня нет желания ехать в Иерусалим, из которого я только прибыл. Звоните тому болотному хмырю и не бойтесь: кишка его тонка меня слопать.

И Костику тоже в одном месте не кругло, потому – сила есть, умом обделен. Звони!