Сопровождение заметили по дороге от метро "Новогиреевское" до одноименной железнодорожной платформы. Село оно им "на хвост", очевидно, от самой Шаболовки, но обнаружить слежку в метро – это надо уметь, а они не умели. Лишь на открытом месте заметили четверых характерного вида парней и, посовещавшись, пришли к выводу: Дима сообщил Косте, где играет удачливый глухонемой, а тот решил отобрать карточки, в которых наверняка есть пожива. В общем, почти правильно, упустили только момент, что Дима связал уже с нами обоих Конкиных. Но это мало что меняло в ту минуту.
На платформе ребятки рассредоточились и потерялись, так что отец с сыном подумали, не показалось ли им, и ослабили бдительность. Этому способствовали пиво с лимонадом, приведшие их в укромное местечко. Но отхожие места при железнодорожных платформах – туда в любом случае надо ходить с оглядкой. Миша проверил обстановку и пустил сына вперед, а сам постоял, оглядывая окрестности.
Тут – то эти четверо и возникли, как из-под земли.
Но у Миши в руках был ящичек с инструментами, и из этого ящичка высовывались два топорища: одно большое, другое поменьше. Не глядя, он потянул большее и перехватил топор поудобнее в руке.
Ребята замялись и стали переговариваться, не стесняясь, но Колька-то глухим не был. Он выбрался из уборной, встал за отцовскую спину, взял маленький топор и бестрепетно приготовился увидеть то, что последует.
Миша поставил сына под левую руку и пошел напролом.
Мальчики и попятились. Драться-то, конечно, они должны были уметь хоть немного, иначе какие же они "быки". И противника оценивать тоже. Здоровенный мужик, ни капли страха в полинялых голубых глазах, топор держит ловко, привычно и ясно ежику, что если рубанет, то как следует. Голову под топор совать "быки" обычно не любители. Так что волей-неволей им пришлось расступиться, и Колька, развернувшись, шел пятом, чтоб предупредить отца в случае нападения сзади.
Так они вышли на платформу, где было многолюдно: народ валил домой в пригород по окончании рабочего дня. Эскорт затерялся в толпе.
Тащить домой "хвост" не хотелось. Надеяться на то, что сами отстанут, не стоило.
Конкины пристроились к подошедшему поезду. Толкотня, давка, Мишаня, стреляя глазами направо и налево, делал вид, что рвется к дверям. Потом вдруг резко свернул и, таща Кольку за собой, шмыгнул за станционную будку.
Я представляю, как матерились "шестерки", потому что из четверых трое оказались уже в вагоне, битком набитом, и выбраться из него уже не могли, поскольку поезд тронулся. Четвертый, оставленный сзади для страховки, оказался в одиночестве.
Вгорячах он метнулся за объектом преследования за угол кирпичного строения.
Зря он это сделал. За углом его встретили – нет, не топором, но вполне квалифицированной плюхой. Потом отец с сыном, спрятав топоры во избежание неприятностей, быстренько добрались до стоянки такси и приехали домой "с ветерком".
Новость ошарашила. Я в принципе согласился с выводами ребят. И с тем, что наводку, кроме Димы, дать некому. И приписал это к его счету.
Ясно было из этого одно: оба Конкина, и старый, и малый, из игры выбывали.
Колька ныл и куксился:
– Ну как же? Я же ни на столечко не испугался!
"Зато я испугался"! – отрезал Миша. – "Олух! Только дураки ничего не боятся. Не боишься? Значит, дурак".
Сам он благоразумно решил вообще несколько дней в Москву не ездить и переждать.
Что и было одобрено.
Уже совсем на ночь глядя, часов в десять, позвонил Абрам Моисеевич.
– Николенька, друг мой юный, меня сегодня доконал-таки какой-то твой приятель.
Он целый день тебя домогался.
– Какой приятель? – пробурчал расстроенный Колька.
– Чести не имел быть по чину представленным. Но просили настоятельно передать, что по важнейшему делу Сережа будет часов в девять.
Сереж в Кучино пруд пруди, и после такого денечка было не до ребячьей суеты, поэтому поблагодарили Штеренгорца за заботу и пошли спать, забыв про настырного приятеля.
И напрасно. Утром, еще не доходя девяти часов, этот Сережка снова нарисовался.
Его привел опять-таки Абрам Моисеевич, когда Колька на кухне исполнял свою обязанность – молол кофе.
– Николенька, получите своего нетерпеливого друга. Он вчера выщипал мне всю макушку, а сегодня вознамерился проесть образовавшуюся плешь.
И ушел, оставив в кухне Кольке совершенно незнакомого паренька тех же примерно лет.
– Ты, что ли, Колька? – спросил он сумрачно. – Дело есть.
– А ты, значит, Серега? Кофе будешь? Нет? Ну и зря. Какое такое дело?
Тут Серега снял с шеи шнурок с какой-то хитро свинченной ладанкой, раскрыл ее, достал бумажку и отдал.
Колька бумажку развернул и сделал круглые глаза. Потом он заложил в рот два пальца и свистнул оглушительно, что в доме вообще-то категорически возбранялось.
Зато все пулями вылетели на кухню, где парень одной рукой схватил связника за рукав, а в другой держал секретное донесение.