Золотая шпага

Измученный Внуков уже ничего не хотел. Единственным его желанием было лечь здесь в поле и умереть. Все, что угодно, лишь бы избежать этой дорожной голгофы. Остальной путь был сплошным кошмаром. Он смутно помнил, что Засядько теребил его и что-то кричал в самое ухо. Очнулся в своей передней. Когда слуги торопливо снимали с него промокшую одежду, заметил на себе плащ генерала. А как же он?

От этой страшной мысли и чувства непоправимой вины Внуков подхватился и снова бросился в ревущую ночь, уже не ощущая ни дождя, ни ветра.

Засядько был дома, сидел у жарко натопленного камина. Лицо его казалось застывшим. Настолько застывшим и бесстрастным, что Внуков испугался и громко воскликнул:

– Александр Дмитриевич!

Засядько повернул к нему голову, сказал с жутким спокойствием:

– Все.

– Что – все?

– Закончил расчеты.

– Господи, в такое-то время! Как убрать пороги?

Засядько раздраженно отмахнулся:

– Что пороги! Не я, так другой завтра бы это придумал. А я закончил вчерне расчеты… как бы тебе это сказать… Я создал теорию ракетной тяги!

Внуков смотрел ошарашенно, не знал, что сказать. А вид у генерала-изобретателя был совсем не радостный.

– Сейчас вот думаю, жизнь – как озеро:чем больше высыхает, тем больше грязи показывается на дне… Чем занимался? Живу в дикое время, сам дикарь…

– Не во всяком озере грязь! – горячо запротестовал Внуков. – На дне горных озер нет грязи!

– Спасибо на добром слове… Ты уж извини великодушно, но я сегодня собирался еще немного поработать.

– Александр Дмитриевич, вам надо отдыхать.

– Отдыхать… Только мертвецы имеют право отдыхать. Только они! Кстати, ты никогда не задумывался над тем, что большую часть человечества составляют не живые, а мертвые? И они живут среди нас. Помогают. Когда я вел в атаку на Бородинском поле своих людей, то рядом со мной шли также воины Александра Невского и Дмитрия Донского… Хочу думать, что и я когда-то буду идти с кем-нибудь по Луне или другим планетам…

– Александр Дмитриевич!

– А что? Сохраните только память о нас, и мы будем жить и после смерти. А насчет Луны… дорогой мой друг, иные утопии бывают лишь слишком рано высказанными истинами!

Они отправились на другой день рано утром. По раскисшей после ливня дороге, в разболтанной карете. Засядько на ходу заполнял бумаги корявым почерком, морщился, когда карету подбрасывало и перо протыкало бумагу.

Внуков качал осуждающе головой, а Засядько объяснил:

– В старости нужно работать больше, чем в молодости. Ты так не находишь?

– Вам нужно отдохнуть, Александр Дмитриевич, – только и нашел что ответить Внуков.

– Ах, оставь. Уже некогда отдыхать. Не успеваю. А сделать нужно многое… По моему разумению, только мертвые имеют право отдыхать. Или это я уже говорил? Да и то многие мертвяки трудятся вовсю, работают, воюют.

– Александр Дмитриевич…

– Господи, Внуков! Ты почему такой… прямой? Я говорю не о вампирах. Невский, Донской, Суворов – и сейчас с нами воюют, верно?

– Вы ненасытны, – упрекнул Внуков, не сдержавшись. – Что еще надо? Ведь что-то гнетет, я же вижу! Другой сказал бы на твоем месте: я сделал больше, чем дано человеку. И всего добился сам, своим талантом, волей, трудолюбием. Я счастлив!

– Ты мой друг, и я могу сказать, что было бы для меня самым большим счастьем…

Внуков весь превратился в слух. Что может осчастливить этого титана?

– Увековечить свое имя… – прошептал Засядько, – где-нибудь… на обратной стороне Луны!

Он невольно засмеялся, наблюдая за другом-ракетчиком. Тот отшатнулся, словно кот, попавший передними лапами в горячее молоко.

– Эх, дружище, – сказал Засядько невесело, – ты даже и на миг не допустил мысль, что я сказал это серьезно… – И снова уткнулся в расчеты.

– До Луны далеко, – заметил озадаченный Внуков, не зная, что и подумать. – Только праведники увидят ее обратную сторону.

– Надеюсь, что праведники, – буркнул Засядько. – Правда, я праведность понимаю иначе. И не после смерти, а при жизни увидят… Ведь я так много сделал, чтобы они достигли Луны!

– Побойся Бога, Александр Дмитриевич, – прошептал Внуков побелевшими губами, – что ты говоришь? Какая Луна? Мы же занимаемся боевыми ракетами! Боевыми!

– Это ты ими занимаешься. А я уже строю междупланетные. Конечно, пока что в уме. Но разве не все строилось сперва в уме? А потом и до Луны доберутся, и до других планет.

Часть IV

ГЛАВА 40

Оля разбирала библиотеку, щурилась от яркого солнца, что светило в оба окна. В сыром и туманном Санкт-Петербурге чистое небо вообще редкость, а сейчас на удивление еще и жгучие лучи, которые делают кожу розовой, а затем, если не слезет, как с линяющего кузнечика, даже светло-шоколадной.

А у Александра вообще кожа цвета темной меди, вспомнила она с удивлением. Ладно, малороссы смуглы сами по себе, но он еще и никогда не прячет лицо от жгучего солнца, он смотрит не щурясь навстречу штормам, вьюгам, жарким и холодным ветрам.

Книги были расставлены по-новому, когда громкий голос дворецкого объявил о прибытии полковника Васильева. Оля удивилась, даже чуть встревожилась, что могло понудить этого человека явиться к ним в дом, велела:

– Проводи в гостиную.