Первый день окончился безрезультатно. Опасаясь привлечь к себе ненужное внимание, Мариус вышел на свежий воздух и попал под жаркий пресс удушливого воздуха, который в Дагабе осенью приобретал особую въедливость. Перебегая от тени к тени, Мариус побродил по улицам города часа два и вернулся к храму. Чертов священный огонь уже трещал вовсю!
Следующий день также оказался потерянным. Мариус прикинул, что возгорание происходит приблизительно часов в одиннадцать. К этому времени он и подоспел. День выдался пасмурный — невиданная редкость для Дагабы. Битый час Мариус барражировал по храму, ловя на себе косые взгляды здоровяка на платформе — другого, но тоже жующего. Когда этот тип стал хмуриться, Мариус трусливо ретировался. Досадуя на столь изменчивые обстоятельства, он бездумно плелся по кривым, как жизнь, улочкам Медного города — торговой части Дагабы. Вдруг навстречу повалили толпы. Заинтересованный такой неожиданной активностью масс, наш герой влился в общий поток. Его вынесло к храму и швырнуло ко входу. Краем глаза Мариус успел заметить, что верхушку купола озаряет серебристое сияние. Позже выяснилось, что, завидев этот пульсирующий отсвет, к храму слетаются жители Дагабы — стоять предобеденную мессу. Они бросают свою работу в том месте, где их настигает сияние. Они знают: раз в храме загорелся огонь — значит надо стремглав бежать к зеленому куполу. Этот рефлекс они впитывают с молоком матери, так же, как и привычку к постоянному жеванию всякой тянущейся гадости. Отстояв мессу, все расходятся и устраивают себе перерыв на обед.
2 октября возгорание произошло в половине первого. Раздраженный такой нестабильностью, Мариус не знал, что и предпринять. Но взял себя в руки, успокоился и решил не лупить по воздуху, а действовать наверняка. А для этого надо, по методу Уго, собрать предварительную информацию. Опрос населения отнял еще два дня и год жизни. Мало кто понимал, что же, собственно, чужеземцу нужно, а чужеземец к тому же еще и темнил. Поймать момент возгорания без посторонней помощи оказалось решительно невозможно. Загадка, казавшаяся едва ли не самой легкой из двенадцати, вдруг на глазах становилась безнадежной. Отчаявшись, Мариус пошел на крайнее средство. 5 октября он обратился с просьбой к очередному здоровяку на помосте в храме. Мол, то да се, заезжий зевака желает понаблюдать за процессом возгорания…
Наверное, Уго придумал бы что-то половчее. Но и такой нехитрый ход сработал. Уж неизвестно, что там подумал смотритель огня, но он пустил чудного иностранца к себе на платформу. И вот, прямо перед глазами Мариуса, разыгралось волшебное представление, которого он так домогался. Ни с того ни с сего храм исполосовали серебряные лучи. Они истекали из 16 круглых стекол на куполе — и все фокусировались на кучке хвороста. Огонь вспыхнул мгновенно. Чистое пламя, вспомнил Мариус. Тайная сила зеленого купола! Подавшись вперед, чуть не въехав носом в костер, он успел прочесть слово у подножия хвороста. Слово светилось секунд пятнадцать — и медленно растаяло.
И слово было — «тайну». Открыв рот, Мариус напрягся и составил фразу: "Двенадцать морей одолев, могучий пескарь тверди достиг…"
Проклятие, забытое слово! Пропускаем его и идем дальше:
"…позеленеть, вызнав тайну". Что «позеленеть»? Какую тайну? Первый вопрос, увы, похоже, останется без ответа. Второй, наверное, станет ясен в Пустыне Гномов. Мариуса пробрала дрожь. Надо же: он все-таки добрался. Он — на пороге Пустыни! Это и здорово, и страшно. Мариус гордился собой и боялся Пустыни. Он понимал: все, что было прежде — все цветочки. Куча смертей, масса приключений, погони, стрельба, чудовища, непреодолимые препятствия, которые остались позади — это ерунда по сравнению с тем, что предложит ему Пустыня. До сих пор было чистилище. Теперь начинается ад.
И Мариус, не мешкая, взял курс на Пустыню Гномов. Он помнил слова Уго: "Нам нужно быть у юртениан в ночь с 15 на 16 октября, чтобы в полночь смотреть на обращенного Рагулу".
Очередной сумасшедший день клонился к закату. Огненная Степь готовилась остывать. За перистыми облаками начинала угадываться Малая Луна. Через час настало ее время — но она, как жеманная кокотка, продолжала таиться за теперь уже темной облачной занавесью, очень скупо серебря унылый пейзаж. Чем южнее — тем каменистее становилась почва. Копыта верного Теленка гремели по ней, как железные колеса по булыжной мостовой. Мариус, измотанный дневным переходом, сделал над собой усилие, заставил себя побыть немножко героем и решил не отдыхать ночью. Иначе завтра придется делать еще один дневной переход, который наверняка окажется смертельным.