Золотая свирель. Том 1

– Верю, – Ирис опустил ресницы. – Верю, и что? Я поручусь, потому что хочу, чтобы она осталась.

Меня кольнуло внутри, я чуть не подпрыгнула на месте. Вот это да… Вот это да!

Амаргин посмотрел на меня и виновато развел руками:

– Я бы сам поручился, только… я здесь тоже на полуптичьих правах. А мой собственный поручитель давным-давно отправился в путешествие. М-да… – Он перевел взгляд на Ириса. – Вижу, парень, тебя не переубедить. Наверное, это к лучшему. Значит, в полнолуние. На Стеклянный Остров.

Он кивнул нам, поднялся и зашагал вдоль берега, вверх по течению, насвистывая и пиная по пути цветную гальку. Мы глядели ему вслед, пока высокая его фигура (впрочем, это для человека высокая, потому что хрупкий Ирис был ничуть не ниже его, о Вране я вообще молчу) в развевающемся черном балахоне не скрылась за большими камнями.

– Ирис, – спросила я, – а почему он сказал, что живет здесь на птичьих правах?

– Он человек, хоть и маг. Земля людей находится на той стороне. Наверное, поэтому. – Я посмотрела на него, и он пожал плечам. – Сказать по правде, я не знаю.

– А что значит «поручусь»?

– Да просто скажу, что ты моя гостья. Что это я тебя пригласил.

– Но ты же меня не приглашал.

– Ну и что. Теперь приглашаю.

Ирис неожиданно вскочил. Сделал несколько шагов в сторону, огибая обломок скалы, под которым мы сидели, и зачем-то полез по камню наверх. Таких камней здесь была уйма, больших и маленьких, очень больших и очень маленьких, лилово-розовых, в черных и серебряных пятнах лишайника.

Ирис забрался на самую верхушку, оказавшись ярдах в семи над землей. Там он выпрямился во весь рост, легко потянулся, привстав на цыпочки, – и попал в руки ветру. Волосы его черным пламенем взмыли в небеса, одежда затрепетала, парусом взлетел и защелкал плащ, завернулся тяжелый, темно-серый подол котты, наверное, чтобы ветер мог разглядеть вышивку на нижней рубахе. Ирис приложил ко рту сложенные раструбом ладони, и до меня донесся плачущий чаячий крик.

Крик взлетел вертикально вверх, в сиреневый провал неба меж темных сосновых крон. Ветер на лету поймал его и понес куда-то, небрежно подбрасывая на ладони. Я выбежала из-под сосен на пляж, где было просторнее – чтобы проследить за незримым его полетом. Ветер уносил чаячий крик на север, словно перья роняя по пути отзвуки и отголоски.

Я успела два раза вдохнуть и выдохнуть, когда северная сторона откликнулась. Откликнулась ощутимым не ухом, а всей поверхностью кожи легчайшим сотрясением воздуха, беззвучным эхом ударившей в берег волны.

– Пойдем, Лессандир.

Голос Ириса мягко толкнул меня меж лопаток, я даже сделала шаг вперед. Оглянулась:

– Куда?

– На берег. – Он смотрел мимо меня, на серебряную поверхность воды. – В дюны. К морю.

– Здесь, оказывается, тоже море недалеко! – обрадовалась я. – А река как называется, не Нержель, случайно?

– Нет. Не Нержель.

– А как?

Ирис, наконец, взглянул на меня и склонил голову набок, странно выжидающе улыбаясь. Потом ответил:

– Ольшана.

– Здесь нет ольх, – удивилась я.

– Выше по течению есть. Пойдем, Лессандир.

Коснулся моего плеча и прошел вперед, на длинную галечную косу. Куст мяты, потревоженный полой его плаща, вздохнул вызывающе-свежим ароматом. Мимоходом я сорвала листочек и сунула его за щеку. Под язык вонзилась сладкая ледяная игла.

– Ирис. А ведь ты только что придумал это название.

– Нет, – он не обернулся. – Я только что его вспомнил.

– Ты называешь реку по-другому?

– Да.

– И мне нельзя этого знать?

– Ты сама должна догадаться.

Я помолчала. Галечный, с песчаными проплешинами пляж зарос зонтиками сусака. Бело-сиреневые цветочки, каждый о трех лепестках, парили в воздухе хороводами мотыльков. По левую руку светилась пепельным серебром медленная, лишенная отражений вода. Река Ольшана была гораздо уже Нержеля. Высокий противоположный берег хорошо просматривался – там стеной стоял темный сосновый лес, такой же, как и на нашем берегу.

– Почему ты называешь меня Лессандир, Ирис? – спросила я его спину. – Меня ведь зовут Леста.

Спина выпрямилась. Ирис остановился, резким движением головы отбрасывая тяжелые волосы. Я опять увидела острый кончик уха, а потом профиль Ириса, странный, тревожащий взгляд профиль – необычайно четкий, и в тоже время будто бы тающий, будто бы нарисованный на мокром песке, где его вот-вот смоет волна.

Он некоторое время глядел на реку, а потом проговорил, с паузами, подбирая слова:

– Понимаешь ли… Дело в том, что ты наполняешь свое имя, как вода наполняет кувшин. И изнутри твое имя выглядит иначе, чем снаружи. Тот, кого ты допускаешь внутрь себя, может увидеть твое имя изнутри. Изнутри оно звучит как Лессандир.

Некоторое время мы шли по берегу, затем Ирис неожиданно свернул от реки в лес.