Золотая свирель. Том 1

– Ты сказала… Ты сказала: «Не хочу терять такого друга»?

– Что-то с Ратером?

– Он в тюрьме.

– Что?!

Пепел наконец оторвался от ставен, шагнул ближе и присел на низенькую скамеечку для ног.

– Проклятие, – прошипел он, морщась как от горького. – Проклятие… сперва вообще не хотел ничего тебе говорить. Потом подумал, что придется сказать. Короче, парня твоего загребли за воровство. Вчера, во время праздника.

– Не может быть. Ратер не вор.

– Я не знаю. Завтра в полдень суд, так сказал паромщик. Про наказание, он сказал, что одно из двух: либо лишение правой руки и изгнание, либо клеймо и галеры.

Я схватилась за голову:

– Холера черная! Это я виновата! Пепел, это ведь моих рук дело! Я потеряла свирель, и…

И поплыло за зажмуренными веками – красное, черное, красное, черное. Подкатила тошнота от ужаса пред непомерностью потери: свирель!

– …Отдай! Слышишь, отдай! Сейчас же!!!

Он что-то говорил, пытаясь оторвать мои руки. Я лезла на него как кошка на дерево. Кажется, я завыла. Я не слышала собственных воплей.

Обруч глухоты вдруг лопнул, уши резанул женский визг:

– А-а-а-й-й-й!!! Украли, украли, украли!..

Потом началась свалка… я упала… мне было не до Кукушонка. У меня потерялась свирель.

– Пепел… При нем нашли деньги?

– Да. Целый кошелек. Паромщик говорит, парень не смог толково объяснить, откуда у него этот кошелек.

– Это мой кошелек. Почему он не сказал, что это мой кошелек?

– Не знаю. Он никому ничего не сказал. Даже отцу.

– То есть… паромщик ничего не знал про меня?

– Ничего. По крайней мере, при мне он тебя не упоминал. – Пепел пожевал губу и фыркнул. – Паромщик сейчас тоже не в себе. Все время повторяет, что это ошибка. Что его сын в жизни никогда ничего не крал и украсть не мог.

Я с силой потерла лоб:

– Мне надо… поговорить с ним.

– С паромщиком?

– Нет, с Ратером.

– Вряд ли это возможно.

– Думаю, возможно. Он же не благородный преступник, чтобы сидеть в подвалах Бронзового замка. Скорее всего, он в городской тюрьме, в какой-нибудь общей камере для бродяг и воришек… Если дать стражникам на лапу, меня пропустят поговорить с ним.

– Госпожа моя, неужели ты забыла, что произошло сегодня утром в гостинице? Тебе нельзя разгуливать по городу.

– Верно. – Я разгладила на коленях сияющий в полумраке шелк. – Послушай, там, в куче одежды, найдется какое-нибудь темное тряпье для меня?

Тряпье нашлось. Чихая от пыли, я забралась в громоздкое и слишком длинное черное платье, подвязала его кое-как, закрутила волосы узлом и накинула на голову большую траурную шаль.

Пепел наблюдал за мной с чрезвычайно мрачным видом:

– Зачем этот глупый риск? Скажи, что ты хочешь от мальчика услышать, и я сам схожу куда надо и все разузнаю.

– У тебя есть немного денег?

Он порылся в поясе и вытащил горсть монет – серебряную архенту и несколько медяков, видимо, все, что осталось от моего золотого.

– Архенту я заберу, остальное спрячь на развод. Понятия не имею, какова должна быть взятка для стражника… надеюсь, хватит. Как ты думаешь?

– Не знаю. Ни разу не давал взяток. Я пойду с тобой, госпожа. Мне не по душе эта…

– Пепел. – Я коснулась пальцами костистого плеча бродяги, и он запнулся. – Пепел. Ты странный человек. Ты гораздо лучше, чем мне сперва показалось. Я думала, ты хочешь моего золота.

– Я знаю, что ты думала, госпожа, – буркнул он, отвернувшись.

– Я думала так до сегодняшнего утра. Но ты кинулся мне на помощь, а на золото обратил внимания не больше, чем на кучу песка.

– А это и была куча песка, – он хмыкнул. – То-то разочарование тем, кто уже видел себя богатеньким.

– Правда? – я смутилась. – Ты думаешь, это было не настоящее золото?

– Шутница ты, госпожа. Золото из воздуха не появляется. Кроме того, я ранен был.

– Кстати, как твоя рана?

– Твоими трудами, – он улыбнулся, – кожа у меня на боку гладкая, как дека мандолины, а ребра поют, как ее же струны.

– А в животе трубы не трубят?

– Чтобы унять трубный глас во чреве, я принес вот это. – Он добыл из-за пазухи кулек и развернул его. – От сего аромата смолкнут и трубы ангелов, и рога Дикой Охоты.

– Пирожки!

Я тотчас вгрызлась в один. Сладкий, с повидлом. Я люблю сладкое.

– Слушай, Пепел, ты взялся отыскать мою свирель тоже, как я теперь понимаю, не из-за денег?

Он перестал жевать и посмотрел мне в лицо. Зрачки у него опять очень сильно расширились, глаза сделались почти черными. Я отчетливо услышала, как он затаил дыхание. Казалось, он чего-то ждет, каких-то очень важных слов, моих слов.

Я поспешно проглотила то, что было во рту. Хотела спросить, что же ему тогда от меня надо, но поняла, что это не тот вопрос. Может, дело гораздо проще: я ему приглянулась, и он теперь ухаживает за мной в эдакой романтической манере? Почему бы и нет? Он все-таки поэт, а я вполне себе выгляжу в белом платье.

Неожиданно в памяти всплыли слова Эльго: «Приглядись к нему. Просто приглядись».

– Пепел. – Я облизнула отчего-то пересохшие губы. – Тебе нужна помощь от меня?

Он выдохнул. Напряжение спало так резко, что я покачнулась.

– Нет. – Он снова смотрел в угол. – То есть да. Не совсем помощь.

– А что?

– Ну… пусть будет помощь. Так проще, наверное.

– Какая помощь?