Очень долго невозможно было ни вздохнуть, ни пошевелиться. Даже глаз отвести было невозможно. Ничего не происходило, только по полу лениво растекалась черная как деготь лужа. По истечении вечности верхняя часть уродливой туши дрогнула, пошевелилась, из-под нее выволокся Ирис, больше похожий на муху в варенье, чем на победителя. Он прополз на локтях пару ярдов и лег на бок, прямо в гадкую лужу, одну руку неловко подвернув под себя, другую откинув в сторону.
В откинутой руке он сжимал что-то. Что-то блестело у него в кулаке, черном, как осмоленная головешка.
— Ага! — воскликнул у меня над головой юноша. — Это перо Нальфран. Кто ставил на фолари так и так бы выиграл.
— Тьфу! — расстроилась женщина. — Все знали и я знала! Нет бы вспомнить!
— Я тоже забыл, Куна. Никаких хитростей.
Рука Ириса разжалась, и я увидела, что лежало в ладони. Маленький нож в форме птичьего перышка. Знакомый малюсенький нож-игрушка. Который годился только ногти чистить и вырезать из тростника бесконечные дудочки. Который отказалась взять Прекрасная Плакальщица Перла.
Которым Ирис убил чудовище.
— Ты, госпожа моя принцесса, чем насмехаться лучше б показала дураку за какой конец меч держат. Чтоб не махал попусту дурак мимо тварюки крылатой, а поддел ее как следовает, да наземь уложил.
— Напрашиваешься? Я ж тебя как зайца паленого гонять буду, спуску не дам. Взвоешь ведь, рыжий, пощады запросишь.
— А вот как запрошу, так и насмешничай на здоровье, госпожа моя принцесса.
— Ну, готовься, будет тебе вечером праздник с фейерверками. Только если утром на н
оги не встанешь — не обессудь. Каррахна! Экий ты, рыжий, упрямец. Колотили тебя мало?— Так я ж не за колотушками к тебе, госпожа. Я ж за наукой. Что поделать, раз наука без колотушек не дается. Орешка без скорлупы не бывает, как и рыбы без чешуи.
— Мудр не по годам. Откуда ты, рыжий, выискался такой?
— Меня Ратером кличут, госпожа моя принцесса. Или Кукушонком, потому как пес
трый от веснушек. А рыжих в Амалере каждый второй.— Да поди всех Ратеров запомни! — Мораг расхохоталась. — Все вы рыжие и пестрые от веснушек, аж в глазах рябит. А наглые — верно — через одного.
— Как будет угодно госпоже моей принцессе.
Голос Кукушонка дрогнул — обидело его наше злонравное высочество.
Кстати, высочество. Догнало нас, оказывается. Интересно, зачем оно ездило к лорду Маверу?
Я пошевелилась, дотягиваясь до тикового полога чтоб выглянуть наружу. Пепел под моей рукой хрипло вздохнул, не открывая глаз. Лицо его горело, и ладонь у меня вспотела.
Я вытерла руку о юбку. Кровь затворять, это, конечно, да. А вот что мы помним про жар и лихорадку?
Кое-что помним.