Золотая тетрадь

— Но ведь ничего нового ты не слышишь, правда? — сказала Молли. — Насколько я помню, я ведь никогда и не скрывала того, что думаю о твоем отношении к Марион. Ты пренебрегал ею всегда, за исключением первого года вашего брака. Пока дети были маленькими, она тебя никогда и не видела. Кроме тех случаев, когда она должна была развлекать твоих деловых партнеров, или же устраивать роскошные приемы и вечеринки, или участвовать в какой-либо еще такого рода чепухе. А для нее самой — ничего. А затем один мужчина заинтересовался ею, а Марион была так наивна, что думала, что ты не станешь возражать, — в конце концов, ты же часто говорил, когда она расстраивалась из-за твоих девушек, а почему бы и тебе не завести любовника. И у нее случился роман, и вот тут-то и началось. Ты не мог этого вынести, ты начал ей угрожать. И тогда тот человек захотел на ней жениться и принять всех троих ее детей, да-да, Марион была настолько ему дорога. Но нет. Внезапно ты стал воплощением нравственности, строгой морали, ты принялся неистовствовать, словно пророк из Ветхого Завета.

— Он был слишком для нее молод, их отношения не продлились бы долго.

— Ты хочешь сказать, что Марион, возможно, не нашла бы с ним своего счастья? Тебя волновало ее счастье? — сказала Молли, презрительно рассмеявшись. — Нет, было задето твое самолюбие. Ты и впрямь изо всех сил старался заново влюбить жену в себя: все эти сцены ревности, любовь и поцелуи вплоть до того момента, пока она не порвала с ним окончательно. И именно в тот момент, когда ты почувствовал, что Марион окончательно твоя, почувствовал себя в безопасности, ты полностью утратил к ней интерес и тут же вернулся к своим секретаршам на модных диванах в прекрасном огромном офисе. И ты считаешь, что это так уж несправедливо, что Марион несчастна, что она устраивает сцены и пьет больше, чем ей следовало бы. Или же будет лучше, если я скажу: больше, чем следовало бы жене человека твоего статуса? Ну, Анна, изменилось ли что-нибудь с тех пор, как я уехала год назад?

Ричард сказал сердито:

— Не надо из всего этого устраивать представление в дурном вкусе.

Теперь, когда в разговор вовлекалась Анна и это переставало быть его собственной битвой с бывшей женой, он вышел из себя.

— Ричард приходил спросить меня, считаю ли я, что это будет оправданной мерой — куда-нибудь отправить Марион. Потому что она оказывает дурное влияние на мальчиков.

Молли втянула в себя воздух:

— Ричард, надеюсь, ты никуда ее не отправил?

— Нет. Но я не понимаю, что в этом такого уж страшного. В то время Марион пила очень сильно, а это плохо для мальчиков. Пол, а ему, в конце концов, уже тринадцать, однажды ночью, встав, чтобы попить, обнаружил ее на полу, да, он обнаружил мать, мертвецки пьяную, лежащую на полу и без чувств.

— Ты действительно думал о том, чтобы отправить ее куда-нибудь? — голос Молли стал бесцветным, в нем даже и осуждения уже не было.

— Ну ладно, Молли, ладно. А что еще мне оставалось делать? И не волнуйся, — твой адъютант был шокирован этим так же, как и ты сейчас, Анна заставила меня почувствовать себя виноватым, как это любишь делать ты.

Он снова почти смеялся, однако как-то невесело.

— А по правде говоря, каждый раз, когда я от тебя ухожу, я задаю себе вопрос: неужели я действительно заслуживаю столь тотальное неодобрение? Молли, ты так все преувеличиваешь. Ты говоришь так, будто я кто-то вроде Синей Бороды. Да, у меня было с полдюжины любовных интрижек. Как и у любого из тех знакомых мне мужчин, кто состоял в браке хоть сколько-нибудь продолжительное время. Но их жены не начали пить.

— Может быть, было бы лучше, если бы ты действительно женился на глупой и нечувствительной женщине? — предположила Молли. — Или же не следовало всегда сообщать Марион обо всем, что ты делаешь? Глупая! Да она в тысячу раз лучше тебя.

— Это само собой разумеется, — сказал Ричард. — Вы всегда исходите из того, что женщины лучше мужчин. Но мне это не сильно помогает. Вот послушай, Молли, Марион тебе доверяет. Пожалуйста, постарайся поскорее увидеться и поговорить с ней.

— А что ей сказать?

— Я не знаю. Мне все равно. Все что угодно. Обзывай меня как хочешь, если это нужно, только постарайся уговорить ее бросить пить.

Молли наигранно вздохнула, все так же сидя и глядя на него, складочка возле рта передавала ее отчасти даже сочувственное презрение.

— Ну, я даже и не знаю, в самом-то деле, — наконец сказала она. — Честно говоря, все это очень странно. Ричард, почему бы тебе не попытаться что-нибудь предпринять? Взять ее с собой в отпуск или еще что-нибудь сделать?

— А я уже брал ее с собой в Италию. — В голосе Ричарда, помимо его воли, прозвучало такое глубокое сожаление, что обе женщины хором воскликнули:

—  Ричард!

— Марион не нравится мое общество, — сказал Ричард. — Она все время за мной следила, — я так и вижу, как она все время за мной следит, ожидая, что я взгляну на какую-нибудь женщину, ожидая, что я повешусь. Я не могу этого выносить.

— А она пила, пока вы были в отпуске?

— Нет, но…