Золотая тьма

Прапорщик закатил глаза. Он быстро перетасовал колоду, разделил её на две части и протянул одну из них Алексею. Офицер внимательно и тщательно просмотрел карты и отложил туз бубен, укладывая ровно, словно по линеечке.

– Червовый король и шестёрка бубен.

– Дальше.

Павел Александрович смахнул эти карты и медленно сдвинул верхнюю влево.

– Туз треф и бубновый валет.

Хитрая улыбка Алексея за одно лишь мгновение перебежала к Павлу. Тот удовлетворённо облизнул губы и несколько злобно улыбнулся так широко, насколько это было возможно.

– Оказывается, победить всего один раз так приятно. Знаете, я оставлю себе вашего бубнового туза на память.

– Оставь, почему бы и нет? А я поддержу Василия Дмитриевича и отбуду домой с вашего позволения.

– Поражения с достоинством принимать надо, – Павел пересчитывал новенькие купюры, так приятно шуршащие в руках.

– Не отвечай, Лексей, – Василий повёл красным носом, толкая друга к дверям. – Он идиот. Ты после отыграешься.

– Пусть мальчишка порадуется вечер. Выпьет лишнюю рюмку, спустит пару сотен на проституток, повеселится до утра – да и будет на том его пижонистая душа покойна. К тому же, Вась, давай будем честны – что мне те пять тысяч, что я проиграл?

Выпив последнюю чарочку, радушно поданную хозяином, Алексей и Василий оглянулись и, поняв, что и без них в компании найдутся поводы для веселья и лишние деньги, вышли вон.

Майская Москва приятно согревала нос и освежающим дыханием играла в волосах беззаботных прохожих. Алексей беспричинно улыбнулся приятному вечеру и подставил лицо уплывающему солнцу. Ныне был четверг – его любимый день недели. В любой повседневности он выделял что-то особенно важное и любимое, хотя и считал эту свою черту несколько глуповатой. Более всего он любил май и четверги, крестовую карточную масть и пять часов вечера, а белый свет предпочитал жёлтому. Какие-то простые маленькие вещи в его душе отзывались особенно страстно.

Софийская набережная свободно раскинулась под ногами Алексея и Василия, ожидая захода солнца. Товарищи неторопливо брели мимо домов, даже не вслушиваясь в звон редких проезжающих экипажей.

– День выдался на редкость замечательный, – отметил Василий. – Ты со мной согласен, Лексей?

– Коне…

"Нет, сейчас я вернусь домой и не смогу скрыться от призрака Анны. Хоть в комнаты прислуги иди, да и там найдёт ведь", – с ноющей болью подумал Алексей. Он закусил губу и принялся выискивать в голове хорошую идею.

– А что же, Вась? Может, по старой памяти, погостишь денёк у Ростовцевых дома, а? Велю постелить в гостевой помягче, подушку достать новую.

– Чего б не воспользоваться, раз звучит так вкусно? – Василий улыбнулся и кивнул головой.

Пойманный кучер повёз весёлых мужчин на Малую Никитскую, с каждым стуком лошадиных пяток удаляя Алексея от предвкушения вечерней встречи. Может, увидев гостя, да, к тому же, такого близкого даже прислуге, Анна не решится мучить его? Может, увидев нежность графа к товарищу, она не станет трогать их? Алексей вспомнил, каким звериным взглядом его оценивала подруга Анны, вроде бы, Лизавета Михайловна, а может и Николаевна – какая разница?

– Василий Дмитриевич, родненький вы наш! – кухарка чуть не выпрыгнула из собственного передника. – Так по вам скучали, так скучали, кто б только знал! А у нас куличи готовы, чуть только из печи достану, как знала, что вы придёте.

У Алексея Василия принимали как дома, даже теплее и любезнее. Своей мягкой простотой он влюбил в себя абсолютно всех прислуг, даже тех, кто давно уже не работал. С молоденькими служанками он галантно и дружественно разговаривал, как выдавалась минутка, а старая прислуга всегда готова была напоить и накормить любимого гостя так, чтобы дальше гостевой комнаты он и не смог пройти при желании.

– Алексей Иванович спать стал дурно, вот пожалуюсь вам, раз так получается, – румяная женщина не переставала щебетать у улыбающегося Василия. – Иной раз уляжется под утро, что да рассвету недалеко, а мы и не знаем, варить ли завтрак…

Алексей отвлёкся от жалоб кухарки и взглянул на лестницу. Анна смотрела на него сверху, держась обеими руками за перила и пытаясь рассмотреть нового человека. Совсем молоденький, даже внешне искренний, светлый – какой-то близкий графу, но совершенно далёкий. Офицер хищно прищурился и стал к Василию ближе, сжав челюсти и покачав головой.

"Не посмеет", – думал он, наблюдая за Анной.

Девушка в последний раз взглянула на Василия, развернулась и поднялась на второй этаж, растворяясь белым паром по лестнице.

Из дневника А

12 мая 1898 года

Да простит меня Вася, но я им воспользовался. Я уже так устал от неё, что был готов оставить Василия у себя навсегда.

Глава 4

Как ни хотелось бы Алексею, но Василия утром после завтрака пришлось отпустить домой.

– Оставайся, Вась, ты же знаешь, я тебе всегда рад.