Золотая цепь

Люси огляделась. Размеры помещения, высокие потолки лишь придавали ему еще более унылый, мрачный и заброшенный вид. В окно с разбитым стеклом просачивался лунный свет. Стены когда-то были выкрашены в синий, но сейчас почернели от грязи и сырости. Свисавшие с потолка массивные драпировки, покрытые толстым слоем пыли, покачивались на сквозняке. Люси прошла в центр зала, где висела огромная хрустальная люстра. По-видимому, когда-то люстра имела форму гигантского паука, но со временем хрустальные подвески осыпались и теперь поблескивали на полу, словно окаменевшие слезинки.

Она наклонилась и подняла небольшой кристалл, похожий на алмаз – алмаз фальшивый, но оттого не менее прекрасный. Подвеска загадочно мерцала в лунном свете, несмотря на слой пыли.

– Когда-то это был бальный зал, – тихо произнесла она.

– Это до сих пор бальный зал, – возразил Джесс, и Люси резко обернулась. Он находился довольно далеко от балконной двери, но она не слышала его шагов. Фигура его походила на фотографию – в ней были только черный и белый; это однообразие нарушали лишь серебряное кольцо Блэкторнов на правой руке, покрытой странными шрамами, и зеленые глаза. – Конечно же, теперь здесь все прогнило и заплесневело. Моей матери доставляет удовольствие наблюдать за тем, как время совершает свою разрушительную работу, как рассыпается в прах этот особняк, некогда бывший гордостью Лайтвудов.

– Неужели она до самой смерти будет ненавидеть их?

– Она ненавидит не только Лайтвудов, – объяснил Джесс. – Она питает злобу ко всем, кого считает так или иначе ответственными за гибель моего отца. Терпеть не может своих родных братьев, твоего отца и мать, Джема Карстерса. Но сильнее всего она ненавидит Конклав. Она винит их в том, что произошло со мной.

– А что с тобой произошло? – спросила Люси, сунув обломок кристалла в карман плаща.

Джесс расхаживал по залу: в полумраке он со своими взъерошенными волосами напоминал черного кота, худого и гибкого. Люси наблюдала за тем, как он то скрывается среди теней, то появляется в полосе лунного света. Люстра раскачивалась, уцелевшие подвески отбрасывали на стены комнаты светлые блики, осыпали тьму крошечными искорками. В какой-то момент Люси показалось, что среди теней стоит молодой мужчина с очень светлыми волосами; губы его были плотно сжаты, и в лице было что-то жесткое, упрямое. Почему-то этот человек показался Люси смутно знакомым…

– Ты давно приобрела способность видеть мертвых? – спросил Джесс.

Люси моргнула, и странное видение растаяло.

– Большинство Эрондейлов способны видеть призраки умерших, – объяснила она. – Я всегда, сколько себя помню, видела Джессамину. И Джеймс тоже. Я никогда не считала это чем-то особенным.

Джесс остановился под люстрой. Для такого спокойного существа он на удивление много двигался.

– Никто, кроме моей матери и сестры, не видел меня с того дня, как… со дня нашей встречи в Лесу Брослин шесть лет тому назад.

Люси нахмурилась.

– Ты призрак, но ты не похож на остальных призраков. Даже мой отец и брат тебя не видят. Это очень странно. Тебя похоронили?

– Это весьма смело, спрашивать у джентльмена, не похоронили ли его, – усмехнулся Джесс.

Но Люси не сдавалась.

– Сколько тебе лет?

Джесс вздохнул и с гримасой досады поднял взгляд к потолку.

– У меня два возраста, – сообщил он. – С одной стороны, мне двадцать четыре. С другой, семнадцать.

– У людей не бывает двух возрастов.

– А у меня есть, – невозмутимо ответил он. – Когда мне было семнадцать лет, я умер. Но моя мать… подготовилась к этому.

Люси провела кончиком языка по пересохшим губам.

– Что значит – подготовилась?

Он ткнул себя пальцем в грудь.

– Вот это, то, на что ты сейчас смотришь, является видимой манифестацией, «образом» моей души. После того, как я умер, мать сказала Безмолвным Братьям, что никогда не отдаст им мои останки, больше не желает, чтобы они прикасались ко мне, не желает, чтобы они превратили мое тело в пепел. Не знаю, как они отнеслись к ее поступку тогда, но знаю, что через несколько часов после моей смерти мать привела в мою комнату чародея и заплатила ему за то, чтобы сохранить мое смертное тело от распада. Душе моей было позволено скитаться между реальным миром и царством духов. Поэтому я не старею, не дышу и оживаю только с наступлением ночи.

– А по ночам, значит, ты преследуешь людей в бальных залах и бродишь по лесу?

Призрак хмуро взглянул на Люси.

– Обычно я провожу время за чтением. В нашем родовом поместье в Идрисе и здесь, в Чизвик-хаусе, имеются довольно большие библиотеки. Я даже прочитал неопубликованные воспоминания деда Бенедикта. Они были спрятаны в дымоходе. Ужасное чтение – он был просто помешан на демонах, обожал якшаться с ними, занимался их скрещиванием…

– Фу ты, – произнесла Люси, делая Джессу знак замолчать. Причуды Бенедикта Лайтвуда были всем хорошо известны. – А что ты делаешь днем?

Он едва заметно улыбнулся.

– Я исчезаю.

– Правда? И куда же ты исчезаешь?

– Ты задаешь слишком много вопросов.