Золотая туфелька

Но, руку на сердце, разве легко дымить сигары, когда аржанов*  ни шиша? Тут поневоле разовьешь активность. Чего только Борис не предпринимал! Популяризатор йоги. Лекции читал о благотворности (записали?) вэгэтарианской пищи. Переводчик — желательно при МИДе — какой державы? А, все равно. Главное — с редчайших языков. Уйгурского, небось, у вас не будет? А булиламбаньянский? — на нем пол-Азии лопочет. Любовь к экзотике всегда дает плоды. Почему бы не учредить компанию по вылову жемчужин в Шри-Ланке? (Купив стекляшек в ближайшем магазине и с морской водой перемешать — для запаха). Знаток пушнины, в особенности — русских соболей (как будто бы в Варшаве кошек мало). Пропагандист туфель из каучука. Ведь каучук снимает напряженье из области (записали?) предпоясничной. Он восстанавливает верхний (записали?) кровоток. А следовательно, дыханье и сердцебиенье. Всего-то двадцать франков (одна подошва). Адепт спиритизма (дух Клеопатры успешно вызывал — Клеопатру жизненно изображала чуть чумазая неаполитанка, которую он загодя располагал в шкафу). Король рулетки в Монте-Карло (о его гастролях попало в газеты — Скосырев был не очень рад). Гроссмейстер (нет, с Алехиным они двигали друг другу не шахматные фигурки, а бокалы с игристым — пригуби это, нет, опусти, молю тебя, язык в то), итак, гроссмейстер, умеющий нанизывать кольца табачного дыма на носок штиблета. И, кстати, первый научный переводчик Кама-Сутры на французский. А у вас, простите, какие варианты для мошны?

3.

«Г’асходов — тьма!» — повторял Скосырев одиноким американкам на Ривьере. Ну, к пг‘имег‘у, г‘азве я могу отказать себе в покупке чучег‘а сг‘ауса? Хотя у входа в дом г‘учше будет смотг‘еться чучег‘о ог‘ангутанга». А личный повар? — им был донской казак Цубулько — из коронных блюд «кулеш по-нашенски» и «кулеш по-турецки» — американки выли! Еще — шофер — кисло-желтый барон Мантейфель (а что прикажешь делать без полжелудка?) Китаец-массажист с лицом смышленой обезьянки. Садовник Жаке. Довольно обременительная трата, когда живешь в разъездах и руки не доходят — устроить парк.

Но ведь не для того у шер** Boris’а сиял монокль в глазу, чтобы не разглядеть клондайка? Он женился! (Да, мысленно испросив прощения у Лёли Шан-Гирей — в конце концов брак с католичкой можно будет фикцией объявить.) Мари-Луиза де Наваренн — графиня, белокурая, с голубенькими глазками, словом, та еще гадюка. К тому же холодна — как летаргия, костлява — как военный коммунизм. Жить, словом, можно. Зря, что ли, грудоспелые крестьянки идут-бредут вечернею зарей мимо поместья де Навареннов? А само поместье — у-у! (тут надо цок издать губами сладкий) — домина на горе в сорок комнат, озеро с островком (через мост туда приятно с книгой удалиться и выматерить вслух жену), темно-зеленое жабо дубрав, земля гектаров в тысячи четыре, где виноградники, свекольники, пастухи, быки, цесарки и полторы сотни работничков по найму (трудолюбивых и олигофренов).

Свадебное путешествие — в Давос. Удобно, особенно когда пурга. Жену запрешь в отеле (мокнув в лобик), а самому легонько коротать вечер-ночь-утро-вечер-ночь в отеле по соседству с немкой (вернее, между ее двухкилограммовыми грудями).

А мальчишечьи бильярды? Объявился в Давосе приятель по Ривьере — Жан Орлеанский герцог де Жуа — взгляд алкоголика (а чресла с гонореей). «Что не изг‘ечишься?» — «Vanitas vanitatum!»*  — герцог весело вскричал. «Тогда биг‘ьяг‘д?» — «Авек плезир»**.

Играли на деньги, кольца, броши (герцог взял с ночного столика своей подружки), на бутыль вина (горничная за поцелуйчик принесла), на фокус с углями — проигравший тащит из камина, на фокус с... ночной вазой — проигравший пробирается в апартаменты генерала Жироду (восемьдесят семь лет, потеря слуха и недержание мочи) и тащит вазу из-под генерала (тот поет рулады, ночь), на золотые зубочистки герцога, на монокль Бориса — коварный герцог рассчитал — без монокля Борису не отыграться, на цвет белья у горничной (т.е. узнать) и горничную полностью («Вы меня спросили?» — и, радостно вильнув, к себе ушла), на адрес милашки из Калифорнии (герцог постукал по нагрудному карману, поддразня) — Флоренс Мармон — с веснушками! — с пословицей «важен не дом, а ванная в доме», на плантации Зямы Давидоффа (Скосырев постукал по карману — блефовал) и наконец — к десяти утра — бледнющие, как вурдалаки — сыграли на права Жана Орлеанского герцога де Жуа, которыми его семья владела восемьсот лет! — права на княжество Андорру!

Будь герцог повнимательней — подобной бы ставки не предложил. Он неужели не заметил, как Скосырев похабненько смеется, когда герцог (с каплей трусливого пота на лбу!) вытягивал из-под генерала Жироду ночную вазу? Скосырев знал: ему такое ароматное не грозит. Ведь он проигрывает, когда хочет сам — для отвода глаз. Иначе кто с тобой схлестнется? К своему тайному средству для побед внимание не привлекал. Так и с Андоррой...