— Ты знаешь, где находятся камеры? Может, разобьем их да и сбежим? — Во мне снова проснулась девчонка-оторва, готовая на все, лишь бы все сломать, разбить, безвозвратно потерять и при этом ни за что не отвечать. И мне уже не было дела ни до первого, ни до второго шоу, ни до денег. Мне захотелось домой.
— Я думаю, они хорошо замаскированы, хотя кое-где их реально видно.
Мы все-таки обулись, набросили на себя куртки, вышли в сад, прошлись до ворот, толкнули калитку — она была не заперта. Отлично. То есть можно бежать! Вызвать такси, и все, история закончится!
Но, быть может, именно это обстоятельство и сдерживало нас обеих. Раз нас никто не держит и мы сможем уйти, то, может, в этом и кроется тот самый подвох, о котором мне твердила Таечка? И есть смысл остаться в доме и пройти весь путь, чтобы получить свои деньги? А Оля Дмитриева… Она всегда была странноватая. Может, с ней ничего страшного и не случилось? Может, она сошла с ума от счастья? От огромного количества самого разного удовольствия, включая секс с красивым и ласковым парнем?
Мы вернулись в дом, заперлись и теперь стояли, забыв разуться и все еще кутаясь в свои курточки, и дрожали уже не от холода или сырости, а от нервического озноба. Наши мысли были заняты одним и тем же — мы никак не могли понять, зачем нас наняли, почему не проверили Костика. И, вероятно, как раз тогда все терзающие нас сомнения привели нас обеих, причем как-то одновременно, к выводу, что мы попали в какой-то театр абсурда, где нет ничего такого, за что мы бы могли зацепиться и поверить в реальность происходящего. Что не может существовать такого шоу, что это бред, и нас заманили в дом вовсе не для того, чтобы снимать наше обжорство и состояние радости от обрушившихся на нас удовольствий. Нас втянули в более опасную игру, пока еще не до конца нами понятную, но заплатить за которую мы могли либо собственной свободой, в тюрьме, либо уже на кладбище…
Я похолодела, подумав вдруг о том, что и мои так называемые киношники, к которым я обратилась за помощью, могли быть как-то связаны с нашими «заказчиками». Тогда я готова была поверить даже в то, что за мной следили и моя встреча на одном из телевизионных каналов — тоже подстава, бутафория, и что никакие они не киношники, а часть опасного, смертельного плана. Как это было проделано, чтобы мне, прибывшей по указанному на сайте адресу, на глаза попалась дверь с табличкой нужного мне телевизионного канала, оставалось только гадать. Но времени у нас на это не было.
Мы с Тамарой быстренько набросали план действий, вернулись в гостиную, завернули труп мужчины в покрывало и вытащили в сад. Какой же он был тяжелый! Как бревно, закатили его под большую мохнатую ель возле забора, вернулись в дом, прихватив дров, крепко-накрепко заперли дверь. Почистили ковровую дорожку перед дверью, потом расположились возле пылающего камина, водрузив на столик бутылку шампанского, и поужинали всем самым вкусным, что нашли в холодильнике.
План был простой — утром покинуть этот дом и забыть все, что с нами здесь произошло, раствориться в реальной жизни. Вопрос обращения в полицию так и оставался открытым».
На этот раз они встретились в офисе Реброва. Владимир по тону голоса сыщика понял, что случилось что-то необратимое. Просто почувствовал. И, странное дело, он словно бы успокоился. В истории его любви была поставлена точка. И хотя Ребров пока что молчал, лишь настоял на том, чтобы Владимир к нему незамедлительно приехал, сам Охотников понял, что он овдовел. Он, еще не успевший стать мужем, сразу стал вдовцом. И как-то странно, моментально охладел к Нине. Словно она своей смертью предала его в последний раз и окончательно.
Его поразило новое чувство. Еще недавно испытывающий к Реброву недоверие и в душе ругающий себя за то, что он из всех крутых частных детективов выбрал его, самого дешевого и неопытного, он ехал на встречу с самым теплым чувством, на которое был способен. Он, способный в своем возрасте уже разбираться в людях, знал, что Ребров сейчас страдает, и, дожидаясь своего клиента, нервничает, и много курит, дымя в раскрытое окно, не зная, с каким лицом ему сообщить о смерти Нины. И наверняка приготовил конверт с деньгами, чтобы вернуть.