Золотая ветвь

Молитва — если только это была она — тем временем набирала силу. Именно силу — ее странные, с трудом понимаемые даже людьми, слова уже, казалось, гремели в сердцах и душах. Священники вскинули руки, не глядя на Первосвященника, но в точности повторяя его жесты. Он словно дирижировал огромным оркестром, и под звуки этого «ансамбля» проход наконец открылся, и в глубине показался сам осужденный.

— О духи! — вырвалось у Уртха, когда он увидел его.

Спотыкаясь на каждом шагу, клоня голову чуть ли не к самой земле и явно ничего не видя вокруг, по проходу между поющими священниками и тюремной охраной ковылял… дракон. Крылья и хвост волочились по булыжникам, на шее гремел толстый ошейник, и цепи от него тянулись к нескольким чугунным глыбам, которые он волоком тащил за собой. Тюремная охрана двигалась справа и слева, короткими тычками копий заставляя дракона двигаться строго вперед. Уже в нескольких местах его шкура была порезана, и кровь каплями стекала из ран.

— Что они с ним сделали? — Гиверт чуть не сорвался с места, бросаясь к другу, но стоявший поблизости коблинай вовремя схватил его за локоть.

— Магия, — уверенно заявил Инирис.

— Да, человеческая магия, — кивнул Уртх. — Они держат его под заклятием и не дают превратиться в человека, хотя уже давно утро. Он, должно быть, очень мучается!

Перед самым помостом дракон упал набок и забился, пытаясь встать. Стало ясно, что каждое движение причиняет ему боль. Подскочившие мечники стали награждать его ударами, пока еще держа мечи плашмя, и дракон внезапно заревел, вскидывая голову. В его вопле слышались тоска и боль.

— Реви, реви, чудовище, — подал наконец голос князь Далматий. — Пришел твой конец!

Среди жидкой толпы любопытных послышались голоса — зрители обсуждали «чудовище». Если прислушаться, можно было понять, что они-то все сообразили — Первосвященник сдерживает магией плененное чудовище, дабы оно не набросилось на людей. Но для более опытного глаза было ясно другое — магия, наоборот, делала все, чтобы измучить и измотать несчастное существо. Дракон едва смог выпрямиться на дрожащих лапах. Его слезящиеся глаза были полны почти человеческой муки и боли.

— Доблестные рыцари! — раздался голос князя. — Настал ваш час! Кто из вас дерзнет выйти и, как в старые добрые времена, один на один прикончить мерзкую тварь?

При этих словах дракон резко поднял голову. Взглядом нашел князя и неимоверным усилием взмыл на дыбы, взмахивая крыльями. Мечники отпрянули как один. Среди зрителей послышались испуганные восклицания, и только орки застыли как вкопанные.

— Что встали? — снова воззвал князь. — Прикончить его!

Священники повернулись лицами к дракону, вскидывая руки, и опять забормотали молитвы. Слов было не разобрать, но дракон опять рухнул наземь и забился в судорогах. Перепончатые крылья махали без толку, когти впустую вспарывали воздух.

Примерно в это время — точно сказать никто не мог, все смотрели на арену и бьющееся в агонии существо, — во дворе появились новые зрители. Бесцеремонно расталкивая всех, к Уртху пробился Хаук и поставил перед ним Ласкарирэль.

— Она — шаманка, — без предисловий заявил он и развернул девушку лицом к происходящему. — Смотри! Что видишь?

Оказавшись в первом ряду зрителей, Ласкарирэль невольно схватилась за сердце. Она уже видела что-то подобное в самый первый свой день жизни в городе, но тогда картина была нечеткой. И лишь сейчас перед ее мысленным взором все встало на свои места.

— Он — маг. — Девушка безошибочно ткнула в Первосвященника. — Он колдует! И его сила… О-ох! Мы должны что-то сделать! Хаук, пожалуйста!

Вместо ответа орк шагнул вперед, нарушая строй:

— Мой князь?

— Наконец-то нашелся смельчак, — провозгласил князь Далматий, — который сразит монстра! Вперед! Сруби его голову и можешь просить все, что угодно!

Мечники с готовностью расступились, давая ему дорогу, и Хаук спокойно обнажил талгат и меч. Меч был чистым, талгат — покрыт пятнами свежей крови.

Ласкарирэль старалась не смотреть на своего орка. Взгляд ее, раз наткнувшись на Первосвященника, уже не мог от него оторваться. Человек творил волшбу — не вычурную, но мощную именно своей грубой силой. Его младшие коллеги, все, как один, были медиумами и щедро делились с ним энергией.

По дороге сюда Хаук кое-что успел рассказать девушке, и она не нуждалась в подсказках. Но все равно с двух сторон Уртх и Гиверт начали торопливо ей нашептывать, кем на самом деле был этот дракон и почему так важно для князя уничтожить его. Дрожащая рука ее на ощупь нашла один из амулетов, которые нацепили на нее служанки-элле сегодня на рассвете, и стиснула его в кулаке.

И вдруг Первосвященник запнулся. Тень пробежала по его лицу, он повторил свои последние слова, но медленнее, чем прежде, словно не был уверен, что это именно то заклинание, которое нужно. Следом за ним примолкли и остальные священники, а дракон с усилием встал и выпрямил шею, озираясь по сторонам так, будто впервые сообразил, где находится.

Хаук шагал к нему прямо через двор. В каждой руке он держал по обнаженному клинку.

Дракон заревел.