Золотая жила

Денег на открытие собственного туалета у семьи Недоученко не было. Стас работал тогда мастером по ремонту электроприборов и получал за свои труды жалкие копейки, а Лета… Лета, как всегда, нигде не работала. У нее было папино приданое. Впрочем, даже ее приданого не хватило бы для открытия туалета. Но зато Стас придумал, как реализовать свой план с минимальными денежными вложениями. Для начала нужно было проникнуть в уже работающий общественный туалет в качестве уборщика… ну а дальше действовать по обстоятельствам. Красноречивому Стасу не пришлось долго уговаривать жену, когда он предложил ей перебраться на Юг, посулив красивую жизнь на знаменитом морском курорте, чтобы подальше от завистливых взглядов родни, друзей и знакомых заняться беспроигрышным бизнесом…

Пока Стас мысленно блуждал в своих воспоминаниях, он успел развести три ведра целлюлозной массы. Зарядив в очередной раз барабан в центрифугу, он сел перед ней на перевернутое вверх дном ведро и снова впал в блаженное состояние, слушая гул работающего электродвигателя и глядя на мерцание индикаторов. Усталое лицо Стаса как будто светилось изнутри умиротворением и счастьем – настал конец его мытарствам и страданиям, мечта сбылась!

Глава 13

Рабочий день на рынке подходил к концу. Его обитатели неосознанно спешили раньше времени закрыть свои павильоны и поскорее уйти домой. Лишь трое задержались на «Сухогрузе» дольше остальных. Парфюмер с Розочкой решили напоследок заглянуть в закусочную к Колхиди, что бы еще раз попытаться переубедить упрямого мясника.

Колхиди по-прежнему не желал даже слышать ни о каких разломах в Земной тверди, не увидев их собственными глазами и не пощупав руками. Богатый житейский опыт подсказывал мяснику, что любые проблемы всегда связаны с более очевидной причиной – самим человеком. Парфюмер настаивал, что полностью исключать возможность природного катаклизма опрометчиво. Ведь сейчас не средневековье, и наука далеко шагнула в понимании «языка планеты». Колхиди категорически не согласился с доводами Парфюмера. Парфюмер научно аргументировал свою позицию.

Тогда Колхиди для убедительности повысил голос:

– Да что ты понимаешь в жизни, молокосос? Говорю тебе, все беды от проклятой человеческой алчности! Вот ответь мне, как часто трескается Земная кора?

– Ну-у… в восемьдесят втором…

– Вот то-то же! А как часто тебя, скажем, обсчитывают на рынке, а? Бесконечно!

– Ну, это софистика, а я про науку.

– Жизнь – это и есть наука, причем самая важная из всех наук вместе взятых. А мы либо по невежеству не следуем ее правилам, либо попросту игнорируем их, и живем так, как нам заблагорассудится. Каждый думает только о себе самом. Эгоизм и алчность – вот что заменило нам разум и совесть.

Привлеченный громкими возгласами, в закусочную заглянул Рубик. Он услышал последние слова Колхиди и поспешил поддержать его:

– Молодежь, молодежь, всему их учить приходится, да, дядь Дод? Не понимают простых истин.

– Ну допустим, что все беды от человеческой алчности, – сдался Парфюмер, – и что из того? Как алчность может быть связана с гулом на рынке? Что, кто-то завел себе левый бизнес?

Колхиди одобрительно ухмыльнулся:

– Соображаешь.

– И кто же это?

Парфюмер с Розочкой напряженно всматривались в смуглое лицо Колхиди, покрытое сетью мелких морщин, ожидая от него чуть ли не откровения. Но он вместо этого лишь растерянно пожал плечами и выпятил нижнюю губу:

– Откуда я знаю? Искал, но все безуспешно. Каждого расспросил, мол, у тебя гудит? Но все как один отпираются.

Рубик задумчиво почесал небритый подбородок:

– Не знаю как вы, но лично я ни за что не поверил бы Сортирщику.

Сортирщик – именно этого унизительного прозвища удостоился Стас Недоученко с того самого момента, когда впервые ввел денежный сбор за посещение бесплатного общественного туалета.

Лицо Колхиди вытянулось, как только он услышал о Сортирщике, и он сокрушенно покачал головой:

– Черт побери, а ведь про него-то я даже не подумал…

Если до этого момента Колхиди лишь посмеивался над убогим Сортирщиком, принимая его за безобидного недотепу, то теперь тот предстал перед ним в ином свете. Колхиди вдруг вспомнил, как буквально на днях он застал этого гнусного притворщика в туалетной кабинке, когда тот вытряхивал из корзины использованную бумагу в большой черный пакет. Что-то звериное, хищное таилось в его оскале, какой-то животный страх так и читался в его затравленном взгляде глаз-буравчивов, глубоко утопленных в темных глазницах, как будто его застукали за чем-то преступным.

– Этот мерзавец смотрел на меня с неприязнью, – задумчиво пробормотал Колхиди, ни к кому не обращаясь. – Он явно что-то затеял.

Рубик вновь согласился с мясником:

– Я же говорю, мутный он.

Парфюмер подтвердил:

– Угу, всегда себе на уме. Идет, голова вниз, ни на кого не смотрит, а у самого глаза испуганно бегают…

Розочка вмешалась в разговор:

– А как он ходит, видели? Как будто у него ноги наоборот… Или вместо ног копыта, как у черта…

Молодые люди загалдели разом, выражая не столько разумные мысли, сколько эмоции.