Золотая жила

Он вновь вернулся на кухню, чтобы приступить к работе, но вдруг неожиданно замер на месте, странно глядя на стену, в то место, где на магнитном держателе висел набор кухонных ножей. Ошибки быть не могло: большой тесак для рубки костей издавал тонкий звон, соприкасаясь эбонитовой рукоятью с кафельной стеной…

– …Говорю же тебе, это самая настоящая аномалия! – продолжал увещевать скептически настроенную Розочку Парфюмер.

– Не верю я во всю эту потустороннюю мистику-шмистику и полтергейсты, – железно аргументировала Розочка, продолжая переворачивать и осматривать пузырьки на витрине в поисках подвоха.

– Да я не про то говорю. Видимо, произошел разлом в тектонических плитах… Ты что, Дискавери не смотришь? В восемьдесят втором в долине Эль Инферно все то же самое было: и вибрация, и гул… Зря ты мне не веришь…

Вновь выглянув наружу, Колхиди не обнаружил каких-то изменений в странном поведении молодых людей за соседней витриной: они так и продолжали о чем-то оживленно переговариваться. Нет, ребята тут были ни причем, просто крутят шуры-муры – дело молодое, решил мясник. Он скосил глаза в длинный торговый зал.

Выглядел Колхиди растерянным и рассерженным одновременно – прошедшие четверть часа стали для него настоящим испытанием. Ножи на стене так и продолжали звенеть, в какой бы последовательности он их не развешивал. Но даже не ожившие ножи, а что-то другое, куда более необъяснимое вызвало его беспокойство. Едва различимый ухом гул витал в воздухе, проникая даже под прилавок. Казалось, откроешь неработающий жарочный шкаф – и оттуда гудит. Гудело абсолютно все вокруг: и отключенный холодильник с напитками, и деревянный прилавок, и стены, и столы, и даже пол, короче, все, к чему только Колхиди ни прикладывал ухо.

Витринное стекло перед его носом тоже гудело. Не выдержав, мясник выскочил из закусочной и замер на месте, прислушиваясь: «У-у-у-у-у-у-у…» – тот же самый мерный гул разносился по всему рынку…

Сумбурное утро выдалось сегодня на «Сухогрузе»: пока Парфюмер строил околонаучные теории о причине возникновения загадочного гула, закрывшись в своем павильоне с недоумевающей цветочницей, решительный мясник начал действовать. Надвинув на самые брови войлочную шапочку, он стал методично обходить один павильон за другим и задавать рыночникам один и тот же вопрос: «Это у тебя гудит?». «Нет, дядя Додик», – отвечали ему, разводя руками. «А гул слышишь?» – переспрашивал он. «Конечно, дядя Додик», – всякий раз следовал ответ. И Колхиди размашистым шагом направлялся к следующему павильону, сжимая кулаки и вполголоса бормоча себе под нос: «Поймаю падлу, таких люлей навешаю».

Последним на его пути был парфюмерный павильон. Он притулился почти у самой лестницы, ведущей в цокольный этаж, где располагались складские помещения да общественный туалет. Колхиди приблизился к стеклянной двери и заглянул внутрь. Парфюмер распинался перед Розочкой, не замечая или делая вид, что не замечает, что за ним наблюдают. Губы мясника скривила недобрая ухмылка – в ней так и читалось: «Вот вы мне и попались, гаденыши», и он решительно толкнул дверь от себя.

– Что еще за херню вы тут устроили? – грубо прорычал Колхиди, переводя сердитый взгляд с одного на другую.

Не меньше четверти часа потребовалось заикающимся от страха молодым людям на то, чтобы убедить славного сына гор в своей непричастности к возникновению на рынке природной аномалии, после чего тот удалился, оставив их вдвоем, приходить в себя после напряженного разговора.

Вернувшись в закусочную, так и не выяснив, ни причину наваждения, ни кто тому виной, Колхиди впал в мрачное раздумье. Не в его характере было опускать руки, когда что-то не ладится, но и поделать он ничего не мог. Черт знает что творилось в природе, если верить Парфюмеру… Или же кто-то попросту нагло соврал ему в глаза, что вероятнее всего! А такого обращения с собой гордый горец не мог позволить никому.

Колхиди в очередной раз грохнул увесистым кулачищем по деревянному прилавку. Тот задрожал, и бутылка коньяка перед ним, звякнув о серебряную стопку, подпрыгнула на месте. Так повторялось уже не один час, и конца этому не виделось.

Глава 12

Прошло три часа после последнего запуска центрифуги – примерно столько времени требовалось для просушки целлюлозы по расчетам Стаса. Он убавил мощность агрегата, барабан снизил обороты и вскоре застыл на месте. Стас отделил его от муфты и, нетерпеливо поддев ногтем краешек бумаги, отлепил с одной из стенок длинную бумажную полосу. Это было просто чудо какое-то! Результат превзошел самые смелые ожидания. Белоснежная бумага была необыкновенно мягкой, имела приятную на ощупь поверхность, пупырчатую с одной стороны и шероховатую с другой, и достаточно прочную структуру, к тому же от нее приятно пахло мятой зубного порошка. Стас прижал бумагу к лицу и долго-долго водил ею по щеке, как будто забыв, что еще совсем недавно эта бумага была в употреблении, притом употреблялась она не самым гигиеничным образом. Теперь оставалось лишь придать ей товарный вид.