Золото

— Что вы, что вы. Я сама виновата. У меня к вам есть еще очень большая просьба. Не знаю, как была бы благодарна вам. Только нашему культпропу не говорите. Он запретил мне просить вас об этом. Я так взволнована. Подумайте сами: многолюдное собрание, торжественные воспоминания и не дали в клуб света. Говорят — энергии не хватает для производства. Не сможете ли вы попросить Тин-Рика. Это от него зависит. Странно. Именно сегодня не хватило энергии. Голубушка, если бы вы обещали…

Библиотекарша попыталась рассказать, кстати, новости о концессионерах, об их странном поведении на приисках, но Лидия остановила ее:

— Знаете, в этих сплетнях много личного. Администрация совершенно ни при чем. Они тоже служащие. Выполняют, что прикажут.

Гостья как-то слишком торопливо отступила к двери.

— К нам, конечно, в клуб не заглянете? Всего лучшего. Извините за беспокойство.

Вслед библиотекарше Лидия возмущенно пожала плечами и с раздражением подумала: «Какое кому дело до моих отношений с кем бы то ни было». Прошлась по комнате резкими шагами и вдруг замерла. Все, начиная от первой встречи с Тин-Риком, до этого посещения славной старушки, — которая вправе так осторожно стучаться в окно, так неискренно с ней говорить, — предстало с необыкновенной ясностью. Сделалось страшно. Ведь он нисколько не любил ее, искал в ней только временное развлечение на скучном прииске, а она готова была разорвать все, что окружало ее, и бросить ему под ноги, как клочки ненужного письма. И охватила радость, что миновала непоправимая беда. Она пригладила волосы, словно они были растрепаны, и глубоко вздохнула.

28

Вдруг ей пришла мысль пойти в контору к Тин-Рику и теперь без всякого чувства к нему взглянуть в глаза. «Это было бы интересно, — подумала она. — Кстати, можно и попросить дать свет в клуб». Но представив себе, что ее появление Тин-Рик поймет по-своему, отказалась от соблазнительной мысли. Заглянув в окошко, не найдя на своем месте ряда больших окон рабочего клуба, обычно ярко освещенных в эту пору, она дернула плечами.

— Вот наглость в самом деле. — И ей окончательно сделалось легко, точно только сию минуту порвались последние нити, связывавшие ее с чужим и ненужным в ее жизни человеком.

Она оделась и вышла. На дворе уже была ночь. После большого дня с предвесенним ослепительным солнцем, от которого на пригреве подтаивает снег, а в тени наплывают сосульки, в воздухе все еще оставались весенняя легкость и аромат, напоминающие пасхальную ночь из далекого детства. Шаги прохожих по улице звенели и отдавались рассыпчатым эхом. «В клуб идут», — догадалась она. Захлопнула дверцу с английским замком и неторопливо побрела вслед за группой прохожих.

Окна клуба едва светились мутным светом. У крыльца нерешительно толпились люди. Слышались сдержанные ругательства по адресу концессионеров. Голос невидимого человека доброжелательно оповещал время от времени:

— Товарищи, осторожно: на крыльце скользко. В коридоре не заблудитесь без света. Направо держитесь. Не шумите — собрание уже началось.

— Дела! Невестке в отместку, — света не дали!

Вечер, посвященный воспоминаниям о событиях, начавшихся забастовкой 28 февраля 1912 года, привлек все население прииска. Пришли с сопок лесорубы. Тускло освещенный наспех заправленными лампами зал был полон. С улицы Лидия увидела темные силуэты рабочих, прижатых к окнам. Поверх голов в одном из окон она разыскала фигуру оратора, стоящего на авансцене. Он спокойно что-то говорил, тень от его головы медленно шевелилась на боковой стене сцены. Следя за движениями тени, Лидия старалась угадать, о чем говорит оратор. Решительно поднялась на крыльцо и протискалась в уголок, почти совсем не освещенный лампами. Захотелось услышать обвинения, новые доказательства подлости всех этих понаехавших господ, чтобы еще раз почувствовать облегчение, еще надежнее застраховать себя от Тин-Рика. Она впилась глазами в говорящего.