Золото

Но вот пришло время сбыть с рук все эти сокровища. Преступники, семеро мальчишек в возрасте от восьми до десяти лет, бодро шагали по улице, которая вела к рыбному рынку, а впереди Цирцея толкала тележку с кукольным домиком. Если бы их остановили и обыскали бдительные граждане, эти сорванцы заявили бы с патриотическим задором, что везут еврейское золото для нужд войны. Никто бы не сообщил в полицию. Многие готовы были отдать жизнь за Германию. Мальчишки могли бы уточнить, что на вырученные деньги немецкие матери пошлют на Восточный фронт английские шерстяные носки и французские презервативы, чтобы их сыновья встретили во всеоружии суровую финскую зиму и неотразимых русских проституток с целым букетом венерических заболеваний.

Торговец мидиями не поскупился и за еврейское добро выдал маленьким бандитам аж три мешка – со свежей пикшей, с мерзлой картошкой и с пустыми раковинами от моллюсков. Словом, мальчишки остались довольны. Они с выгодой распродали пикшу поштучно, а на вырученные деньги купили Цирцее стакан сладкого шербета с подмешанным перцем и лакричную соломинку, чтобы она расчихалась, и красный бант, и миниатюрное сиденьице для кукольного унитаза, а себе они купили пистолет и еще велосипед.

За эти украшения на распродаже в Бремене торговец мидиями выручил четыре тысячи марок. Сокровища кукольного дома путешествовали из Гамбурга в Ганновер, из Ганновера в Кельн, то вырастая, то падая в цене при очередном переходе из рук в руки, и в конце концов выплыли в Баден-Бадене, но опознать их было уже невозможно, так как они смешались с десятками таких же частных коллекций. За полгода до окончания войны весь этот лом переплавили в шесть золотых слитков и поместили в трех банковских подвалах, по два в каждом. Один из этих слитков, хранивший память о золотых деньках в городе Умманце, попал в руки лейтенанта Густава Харпша и его помощников, капрала с фельдфебелем, и составил компанию девяносто одному слитку, – все они, аккуратно уложенные в два черных чемодана, пережили автомобильную аварию по дороге в Больцано, где спагетти можно съесть только под дулом пистолета.

У детей города Умманца впереди была жизнь полная приключений. Трое мальчиков стали солдатами и умерли мучительной смертью в разных концах Европы. Четвертый отправился в Грецию торговать оружием, разбогател, ввязался в заварушку и пал жертвой режима «черных полковников». Пятый, освоив грамоту и овладев искусством лжи, сделался политиком. Однажды, уже будучи бургомистром Мюнстера, он съел тарелку несвежих мидий и вскоре согнулся пополам от страшной рези в желудке, но массивную золотую цепь городского головы так и не снял. Он захлебнулся собственной рвотой, и золотая цепь, символ власти, еще долго напоминала преемникам о его кишках, хотя местные острословы предпочитали говорить о неистребимом запахе коррупции. Шестого мальчика, ставшего сутенером, зарезал рогоносец-муж, а седьмой женился на дочке рыбака, купил фелюгу и тридцать лет жил дарами моря. Цирцея превратилась в редкую красотку, из чего следует, что она частенько попадала в ситуации, когда мужчины вели себя как последние свиньи. Смерть настигла ее в 1981 году в Тампе, штат Флорида, и на тот момент ее золотых украшений хватило бы на то, чтобы купить сотни тысяч лотков пикши по ценам сорокового года.

32. Сигаретница

Эрих Фромм был типичный еврей: белокожий, темноволосый, нос с горбинкой, сочные красные губы, впалая грудь, бледные соски, обрезанный член, узкие ступни, длинные пальцы ног, а также мощный интеллект и мгновенная реакция, которыми он вовсю пользовался, чтобы никакие злокозненные стрелы внешнего мира не сумели пробить его остроумно закамуфлированную и такую прочную броню. Все, что от него осталось, это два обуглившихся съемных моста и фрагмент почерневшей челюстной кости. Они тихо покоятся в сигаретнице. У знатоков макабра это должно вызвать определенные ассоциации.