Мигалов чувствовал на себе взгляды любопытных, привлеченных громкими выкриками. Он затруднялся ответить на выходку бывшего приятеля. Разошедшийся Жорж продолжал вспоминать различные, пришедшие ему в голову, сценки из общих похождений, в его голосе, в блестящих глазах были ненависть и презрение. Казалось, он решил свести, наконец, счеты за все обиды.
— Подумаешь — морду воротит. Такой же блатнюга. Законного мужа в собственной квартире при жене, скажешь, тоже не бил? Мы, люди темные, не сделаем этого. Человек — на службу, а он — к его бабе!
Жорж вышел из себя от молчания Мигалова, чувствуя, что тот как-то иначе принимает его слова, не так, как хотел бы он.
— Стерва ты, гад, и больше никто! — крикнул он и прибавил скверное ругательство.
Мигалов побледнел; негромко, имея в виду исключительно посторонних свидетелей скандала, отчеканил:
— Верно, вместе воровали, пропивали, но я теперь коммунист, не ворую, а ты просишь меня помочь тебе воровать.
Жорж заметил, как Лидия дернула Николая за рукав, предлагая не связываться со всяким проходимцем, — так он понял ее движение, — и, потеряв голову, обрушил и на нее первые попавшиеся на язык небылицы, ища сочувствия. И в самом деле, скандал начинал кое-кому доставлять удовольствие. Лидия тянула Николая за рукав, чтобы вывести из толпы любопытных, но чувствовала, как он сопротивляется ее усилиям. Выкрики Жоржа сделали все-таки свое дело…
Не глядя друг на друга, они вышли на безлюдную окраину поселка. Глаза Лидии были влажны от слез.
— Неужели я должна перед тобой оправдываться, Коля?
Он повернул к ней виноватое лицо.
— Я перед тобой, а не ты…
Шли молчаливо, каждый по-своему справляясь с только что пережитым. Николай тряхнул головой, словно отпугивая назойливую муху.
— А самую последнюю новость я тебе и не рассказал. Приятель пишет из Бодайбо, что на приисках начались забастовки. Лена-Голдфилдс не платит за работу. Продовольственный кризис. Общество запуталось в своих же тенетах{78}
. Злоба к СССР затмила даже жажду наживы. Для них были созданы самые благоприятные условия со стороны советских финорганов, и все же они провалились, а теперь даже занимаются вредительством Я знаю такой интересный факт. Общество, посылает с уральских концессий на анализ руду, которая пролежала десятки лет на поверхности и подвергалась изменениям. Выносится соответствующий диагноз, изготовляется оборудование для флотационной установки{79} извлечения меди. Ясно — меди нет до сих пор. Советский рынок, планируемый с учетом концессионной продукции, недополучил металл. У них девиз: меньше капиталовложений, больше хищничества и вредительства.Лидия, наморщив лоб, слушала. Ее подавлял шагающий рядом, такой, как будто близкий, прежний и в то же время новый для нее человек. Неловко было расспрашивать подробнее, что означает то или иное слово, которым он пользуется, как обыденным. Невольно вспоминались первые недавние шаги его.
— Колька, — воскликнула она наконец, — ты прямо отпугиваешь от себя. Срочные восьмипроцентные облигации, флотационные установки… Ничего не понимаю. Смысл улавливаю, конечно, но этого ведь мало, правда?
— Вполне тебя понимаю, — рассмеялся Мигалов. — Однажды в казарме за обедом бухгалтер со счетоводом принялись судить Лена-Голдфилдс, а я сидел, хлопал ушами и краснел. Ничего, Лида, премудрость не велика. Если надо будет, зубы стиснешь и узнаешь.
Транспорт, переправившийся на левую сторону ключа, двигался к голове разреза Нижнего прииска. Уменьшенные расстоянием верблюды и кони напоминали детские аппликации, наклеенные на белый картон. Перспектива ступенчатых далей, уходящих к горизонту, брошенная в сопки узкая долина, окруженная закопченными домиками и лачугами, люди, солнце, отмякший снег, запах оттепели создавали праздник в душе. На миг в серых с золотой искоркой глазах Николая сверкнул шалый огонек младшего смотрителя из шахты № 4. Он схватил Лидию за плечи и затряс.
— Лида, идем глянем на первую драгу. Она маленькая в сравнении с теми, какие прибудут за ней следом, но сегодняшние люди, вроде нас грешных, может быть, счастливее далеких, очень великих. Идем!
ПОСЛЕСЛОВИЕ