Золото

Однажды, тихонько переступая валенками по снегу, утонув в мохнатом воротнике мужниной барнаулки, она прогуливалась по стану. На душе было затишье, не хотелось резкого движения или звука. Почти то же самое испытывала год назад, когда вот так же нарождалась любовь к Николаю. Вдруг в морозном неподвижном воздухе рассыпались крики. Сделала несколько шагов и выглянула из-за угла. Возле конторы стояла толпа шахтеров. В середине — управляющий. Немножко мешковатый в своей оленьей куртке. Он что-то говорил. Уверенная, что ее трудно узнать в барнаулке, подвинулась ближе.

Теперь слова Тин-Рика стали слышны.

— Возможно, что рудком вправе был приказать вам уйти с работы. Мы сами против сверхурочных работ, когда они не являются необходимыми. Дело в том, что смотритель Пласкеев исполняет те обязанности, за которые ответственен не только передо мной, но и перед советским законом. Концессия обязалась соблюдать правила безопасности. Вас поставили на проходку штрека, на срочную работу, не терпящую промедления. Вы ушли, Контора предупреждала. Объявление висит на видном месте целую неделю. Я не могу ничего для вас сделать. Не я увольняю вас. Вы снимаетесь с работы выше нас стоящими, предусмотревшими все возможные случаи, все возможные нарушения договора как с вашей стороны, так и с нашей. Одинаково закон строг и к вам, и к нам.

Толпа зашевелилась. Раздались восклицания. Инженер поднял руку.

— Давайте, ребятки, не волынить. Вы требуете, чтобы я обошел административное звено, но советский закон же не позволит сделать это. Я согласен — завгор строговат, но он исполняет букву закона. Как же я вмешаюсь?

Шахтеры загалдели. Сначала понизили заработок, а вот теперь оставили вовсе без работы. Средств на выезд нет, а пешим в пятидесятиградусные морозы, без подходящей одежи и еды по Витиму с редкими зимовьями далеко не уползешь.

— Как же теперь быть? В прежние времена, при царизме, при капитализме и то вывозили на своих баржах до Киренска или до Жигалова, а тут — подыхай на морозе. Хуже Лензото зажимают. Айда в союз, ребята!

— Ступайте. Может быть, союз найдет возможным изменить договор концессии с правительством, — пожал плечами инженер. — Я буду только рад.

Кучка шахтеров двинулась к союзу. Лидия постояла за углом. Когда Тин-Рик скрылся в конторе, торопливо, стараясь не скрипеть снегом, чувствуя сердцебиение, точно преступница, шла пригнувшись под окошками конторы и, заметив четвертушку бумаги на доске объявлений, жадно пробежала по ней глазами.

«Настоящим обращаем внимание рабочих и служащих, что рудничный комитет не имеет права давать какие-либо непосредственные распоряжения, касающиеся их работы. Исполнивший распоряжение рудничного комитета подлежит ответственности перед администрацией правления».

Позже Лидия видела, как шахтеры выходили из союза и разбредались попарно и поодиночке в поселке. Ей было жаль людей. Она начала понимать политику управляющего. Сам остается в тени, даже в роли сочувствующего, и ловким маневром натравливает рабочих на союз, который, конечно, не вправе приказывать горнему надзору. Происходит какая-то игра. Как будто управляющий совершенно не заинтересован в добыче золота. Что же тогда представляет из себя концессия? Полная незаинтересованность в сохранении приисков, никаких затрат на поддержание шахт. Даже безответных старателей и тех разгоняют… Неужели будущие драги и какие-то новейшие способы работы и оборудование добудут золото еще дешевле, чем старатели?..

На следующий день она видела в окно, как по дороге в белые просторы двигались черные фигуры с котомками. Медленно, словно задумавшись, подвигались они к повороту и вдруг исчезали, как соринки, подхваченные сквозняком, прорвавшимся между ущелий — падей. Нетерпеливо ждала вечера. И лишь только муж вошел в дверь, задала ему вопрос:

— Скажи мне, пожалуйста, почему рабочие уходят с приисков?

Федор Иванович, снимая брезент, оглянулся.

— Не нужны, вот и уходят. Их пожалели, позволили заработать на дорогу на сверхурочных, а они рудком послушали. Управляющий распоряжение отдал, чтобы ни минуты таких молодцов не задерживать.

— Но ведь они ничего незаконного не сделали, кажется. Сверхурочные запрещаются законом о труде.

— Законом о труде запрещаются, а законом о безопасности и правилами ведения горных работ разрешаются. Надо было — их поставили. Стали не нужны — уволили.

Федор Иванович уселся на скамье в прихожей и нагнулся, чтобы стащить сапоги с ног. Он ходил в шахты всегда в казенных сапогах, они так и стояли около двери, в глине, в грязи. Покраснев от напряжения, раздраженно возразил: