Золото

Лидия внимательно следила за извивами мысли Пети и не могла понять, чего он хочет от толпы. Не развлекать же он вышел на трибуну? И когда оратор ловко и незаметно свернул на тему о перестройке нардома, невольно заулыбалась, силясь разглядеть выражение его насмешливых губ. Он между тем рассказывал: в нардоме будет клуб, читальный зал, библиотека, кино, театр, зал для физкультуры. Зима долгая, надо где-нибудь попрыгать через барьеры и повертеться на турнике. Все будет в нардоме, кроме спирта и опиума. Конечно, не будет там и спекулянтов, ни русских, ни корейских, ни китайских, ни якутских. Он объявил, наконец, что есть группа старателей, инициативная группа, которая уже внесла по пять золотников с человека и хочет построить своими силами нардом. Но группа мала, необходима помощь массы. Необходимо дело размахнуть шире, чтобы не осталось ни одного, кто не участвовал бы в строительстве культуры на далеком Алдане. И не прошло нескольких минут, — он уже голосовал.

— Кто за, поднимите руки. — Вскинул обе руки кверху и продолжал: — Большинство! Теперь, кто за отчисление пяти золотников с кайлы? — И снова вскинул обе руки. — Большинство! Против не будем голосовать. Против, видно, те, кто не пришел и не придет на Алдан. У них есть свои клубы, в наш им далеко ходить.

— Правильно. Даешь нардом! — прокатилось по толпе.

Флаг извивался; красная ткань на фоне темной тайги рдела огненными причудливыми изломами. Казалось, митинг происходит где-то в нарядном городе, на берегу теплой реки. Лидия тронула мужа за рукав.

— Замечательно! Как он хорошо сумел сказать о нардоме!

Но торжество было кратковременным: толпа после минутного раздумья спохватилась. Одобрительный гул превратился в спор о пяти золотниках. Против отчисления никто не возражал, но почему пять золотников? Старателей возмутила неправильность голосования: даже не подсчитывались руки.

— Может быть, я двадцать отдам, только за глотку не бери, вот что. Переголосовать надо. Пять золотников! Ишь, губы открыли на чужое. Не дам я ни золотника, когда так!

— Нам теперь нечего заботиться, принесешь в контору сдачу, вычтут что полагается и — конец.

— Ни черта подобного. Не имеют права.

Старатели волынили, но все же дело было сделано. Поспорив, погорячившись, разругав все, что попало на язык, они отхлынули от трибуны. Толпа растекалась, расползлась, поредела. В харчевнях визжали скрипки, кричали гармонии, бухал барабан бродячего оркестра. На отвалах устраивались с закуской и выпивкой и ожидали воды из сплотка, чтобы развести спирт. Тени от людей уже значительно удлинились и похудели. Какого же она дьявола не идет!

— А ты думаешь, скоро она шесть верст пройдет. Уклон, поди, в одну сотку.

— Сказал — сплоток вылез бы вон на ту высоченную сопку. — В тысячную уклон, а не в сотую. Надо ей пройти по такому уклону.

Для старательской массы сплоток являлся настоящим подарком. Вода из Ортосалы добывалась каторжным трудом, ее носили и возили за три-четыре километра. Она и дарила, она же и крала у приискателя огромную долю его заработка. По утверждению опытных таежников, снос при оборотной грязной воде был не меньше двадцати пяти процентов. Поэтому так празднично шумела толпа в ожидании воды из чистейшей горной реки.

Для драгоценной гостьи приготовили удобные стоки к бутарам и американкам, — новые сосновые желобы напоминали усыпанные песком тропинки. Но вода все еще не приходила. Все теснее напирали старатели к устью сплотка, и уже в глазах у многих вместо добродушия начинали поигрывать насмешливые искорки. Бывали такие случаи, ждут водицы, а она дошла до половины сплотка и стоп, не хочет дальше идти: неверно рассчитан уклон. И в группе начальства заметно волновались. Шепетов стоял возле края, облокотясь на борт, благодушно поглядывал на инженера и техника, но вдруг выпрямился.

— Почему же нет воды, не остановилась ли она? А, может быть, не пошла совсем?

Инженер сухонького вида, тот, которому кланялся Пласкеев, пошутил:

— Надо спросить тех, кто строил.

— То есть как это?

Вмешался главный инженер и постарался рассеять нехорошее впечатление от шутки. Сплоток ведь длинен, а уклон такой ничтожный. Всего шесть метров понижения от вершины до устья.

— Понижение совершенно неощутимо для зрения. Чрезвычайно медленное падение. — Но начинал и сам тревожиться. — Можно послать верхового узнать…

Было неудобно посылать разведчика, на глазах толпы обнаруживать сомнение. Секретарь сжал челюсти до желваков под кожей на щеках и потупил голову. Замолчал инженер. В долине все затихло.

И вдруг, когда ожидание достигло предела, люди громким и радостным криком возвестили:

— Идет! Идет! Вот она, милая!

Толпа тесно сгрудилась к устью. Все ближе раздавались приветствия воде.